Шрифт:
– Разве Бауэрс не говорил тебе, – спросила Эвелин, тупо глядя в другой конец комнаты, – что, когда Кеппель зашел к Хогенауэру сегодня утром, Хогенауэр передал ему что-то вроде «конверта, сложенного пополам»? Да.
– Да, это он. Он дал ему дозу стрихнина. И Кеппель принял ее. Насколько я могу судить, они мертвы примерно одинаковое количество времени.
Эвелин пробила дрожь.
– Положи это на место, Кен! Положи это на место! Мы оставили повсюду отпечатки пальцев. Серьезно, тебе не кажется, что нам лучше убраться отсюда? Ты нашел конверт, за которым пришел?
– Да.
– Значит, нам здесь больше делать нечего. Если они застанут нас здесь сейчас… – Она замолчала, пытаясь найти нужное слово. – Послушай, есть ли… есть ли на столе какие-нибудь запонки, или, может, пропали какие-нибудь книги, или что-нибудь похожее на то, что ты видел в другом месте?
Мы вернулись к столу. Этот стол был настолько же неопрятен, насколько аккуратным был стол Хогенауэра. На нем лежали небольшие пачки бумаги для заметок, исписанной математическими формулами и – для меня – такими же загадочными пометками; я предположил, что это записи к лекциям Кеппеля по физике. Там были книги с вложенными в них листочками, которые, по-видимому, использовались как закладки, и несколько цветных карандашей. Все это было сдвинуто в сторону, в результате чего середина стола освободилась. На этом расчищенном пространстве лежал плоский кусок стекла около трех дюймов в диаметре. Его нижняя сторона была плоской, а верхняя – слегка выпуклой. Тут же стояла бронзовая пепельница со множеством окурков. Рядом, на одном из листков для заметок, синим карандашом были небрежно нацарапаны какие-то формулы:
Если ? – угол преломления, а t – толщина пластины, то
BC cos ? = t
BD = 2BC sin a’ = 2t tg ?
2 µBC – Bd = 2t µcos ?
– Это что-то, – сказала Эвелин, – связанное со светом или с преломлением света, я поняла! Во всяком случае, я знаю, чтo это за кусок стекла. Это линза детского волшебного фонаря.
Неожиданно она замолчала, затем вытянула руку и прошептала:
– Погаси свет, быстро. Кто-то поднимается по лестнице, они увидят свет сквозь дверную щель.
Я бросился к лампе и потянул за шнур, затем присоединился к Эвелин в темноте. Из холла было отчетливо слышно жужжание поднимавшегося лифта. В отеле было так тихо, что можно было даже различить скрип и небольшой толчок, когда лифт остановился на нашем этаже. Вероятно, это был просто какой-нибудь припозднившийся постоялец – и конечно, это был не Кеппель, который пришел разоблачить нас, тем не менее было слышно, как Эвелин тяжело дышит в темноте.
Кто-то вышел из лифта, и раздались негромкие толчки и удары. Потом послышался тихий голос.
– Вот, подождите немного, – произнес служащий отеля. – Нам следует решить, что делать. Проблема в том, что это, возможно, большая ошибка. Вероятно, он получил их по ошибке. Если так, я бы рискнул своей работой, устроив скандал, не говоря уже о том, чтобы разбудить менеджера и позвонить в полицию. Мы не хотим никаких неприятностей для отеля. Но если я прав, – добавил он, – это принесет огромную прибыль для…
Затем раздался взволнованный голос ночного портье; казалось, тот что-то спросил, но слов было не разобрать.
– Так оно и есть, – ответил служащий. – Взгляните. Это поддельная банкнота в десять шиллингов. Он дал мне четыре таких банкноты, чтобы заплатить за комнаты. И это, черт возьми, качественная подделка. Я бы не понял, если бы не проработал шесть лет в банке, прежде чем перейти на эту работу…
Прижавшись губами к моему уху, Эвелин шепотом запричитала:
– О господи, что же мы натворили на этот раз?
– Тсс!
– Я скажу вам, что они сделали, – произнес служащий из-за двери с такой сверхъестественной быстротой, что казалось – он отвечает нам. Мы оба немного отпрянули назад. – Как я уже сказал, это может быть ошибкой. Но он заплатил мне из пачки новых банкнот – все новые, все по десять шиллингов, и, похоже, других денег у него не было. Разве это похоже на то, что он получил их честным путем?
– Он дал мне полкроны, – внезапно прошептал ночной портье. – Боже мой, возможно ли?
– Ах, оставьте себе эти полкроны, – сказал служащий высокомерно и грубо. – Ш-ш-ш! Ведите себя тихо и держитесь подальше от этой двери! Спокойно. Ваши полкроны вне подозрений. Это сдача, которую я ему дал. Но послушайте, вот что я думаю. Все четыре банкноты были поддельными, и это были почти идеальные подделки. Бьюсь об заклад, что в Англии есть только один человек, который мог бы их изготовить. Этот «Блейк» и его «секретарь», когда они появились здесь, сразу вызвали у меня подозрения, вот почему я заставил их заплатить вперед. И я готов поспорить с вами, дорогой, что мы поймали двух членов банды Уиллоби.
Эвелин слабо сопела в темноте. Ночной портье что-то пробубнил, и, по-видимому, это выражало вопрос или протест. Я не знаю, какой звук, предположительно, издает ваше сердце, падая в пятки (как случилось с моим), но мы были одновременно сконфужены и ошарашены.
– Ты что, газет не читаешь? – требовательно спросил служащий. – Тсс! Тихо. Последние две недели это было на первой полосе газет «Пост» и «Уорлд». Уиллоби был американским фальшивомонетчиком – лучшим в мире. Супермастер. Они знали, что он здесь, и они знали, что у него есть завод по производству этого добра где-то на западе страны.