***

Сквозь ропот чёрной крови земли, вздохи и стоны клокочущего марева пламенной магмы, как тихий стук живого сердца, мелькают, перекрещиваясь и расходясь в стороны, протуберанцы огня.

— Ты действительно всегда любила меня, — вдруг складываются в звучание лучи.

— Что есть любовь? — привычно смеётся бесконечная мгла. Пульсары бегут, сталкиваются, кружатся, создавая волшебную фигуру. Танец Венеры вокруг солнца. Пиктограмма нежности.

— Наши тени хотят жить земными человечками и знать её, — тихо шепчет луч. — И ещё она — наши дети. Твоя память. Моя мысль…

Средоточие тьмы, как чёрная роза, раскрывает свои лепестки, и мгла начинает подкрадываться к яркому лучу, обволакивая его и смешно касаясь, словно слепой щенок, ищущий тепла.

— Я покажу им тебя такой, какой увидел впервые сам. Свою Палладу!

И тьма начинает хохотать…

***

— Это был достаточно современный город, — размахивая круассаном, вещал Хенрик. — Только великие мастера, сравнимые с братьями Дзукатто, могли создать «Вакханку», которую обнаружили на полу особняка. Красивая женщина.

— Смотрит, зараза, что моя тёща, как ни повернись, всё видит, — отметил сидящий напротив.

— Есть предположение, что это изображение богини, Афины Паллады.

— Ну, по мне, так вон та фреска хороша. Похожа на наш герб советский, только без колосьев. Вот, вижу я в нём огромный сакральный смысл. Серп — натуральный полумесяц, а молот — крест. Налицо союз рабочих и крестьян - как в работе, так и в вере. Как признали герб недействительным, так и пошла война на Кавказе. Карабах, первая Чеченская, вторая…

— Пап, нам ехать пора. Вон, смотри, Димон уже на языке мозоль набил. Тебя переводить — это какое терпение надо!

— Поговори мне! Ну что, по коням? Все поели? Туалет. И в машину. Вопросы есть?

Димон сделал последний глоток остывшего и ставшего совершенно безвкусным суррогатного кофейного напитка, обильно засыпанного сахаром и, прикинув настроение хозяина, решился:

— А мы сразу к озеру, или за зарядником к очиру заедем?

— Что есть очир, — вяло интересуется прокурор и осекается под настороженными взглядами. — Так, стоп. И где это ты увидел недостающую деталь?

У Димона что-то холодеет в груди, и он, боясь спугнуть впервые самостоятельно высказываемое хозяину мнение, начинает торопливо показывать фотографии из Гёбекли-Тепе. На одной из них изображён космонавт с чемоданчиком в руке и укреплённым на шлеме бластером.

— Вот он, зарядник. Сто пятьдесят семь километров до Шанлыурфа, там турецкий Стоунхендж. А оттуда — на озеро, пятьсот сорок, срежем даже.

***

— Конечно, мам! Всё хорошо у нас, мам! Да ещё решили денька четыре поплескаться, море тёплое! Позвоню, мам! — энергично размахивая руками, словно изображая летящий в небе кукурузник, кричал на весь берег Лёха.

Разъединившись, он деловито сунул почти разряженный мобильник в рюкзак и сообщил в пространство:

— Импортных денег нет, связи нет, паспорта внутренние, консервы на исходе. Живём!

Пространство бессердечно промолчало, не выказав заблудшим путешественникам никакой поддержки.

Сашок, признанный самым разумным и бережливым в компании, а потому являющийся хранителем кассы, вздохнул и, неторопливо достав пакет, резюмировал:

— Геолокация у Ваньки есть. Идём на промысел. Там, где нас приземлило, росли баклажаны. Левее километра три — бахчевые культуры. Совсем рядом с нами - помидоры у дороги. Много не брать. Лазаревы ловят рыбу.

Небольшое поселение рядом с городишкой Эрдемит окружали бахчи и огороды, вдалеке на склонах холмов виднелись сады. «Туристов поневоле» окружала яркая духота долины, расположенной между потухшими вулканами и обладающей удивительным микроклиматом. Вдоль дороги рос жасмин, и серая полоса асфальта, казалось, пропахла этими белыми, почти пластмассовыми лепестками так, что сама стала частью живой природы. Умытая утренним туманом растительность уже забыла о росе и, высыхая под жгучим августовским солнцем, дарила людям плоды удивительных размеров.

Ребята сорвали три баклажана, размером напоминающие кабачок, обчистили помидорный куст, наполнив пакет пряно пахнущими полукилограммовыми плодами, и с большим трудом выбрали около дороги самый скромный арбуз, килограмм на восемь-десять. С трудом таща свой обед к берегу, они встретили своего вчерашнего знакомого, который неодобрительно щелкнул пальцами и покачал седой головой.

— Засыпались, — только и сказал Лёха.

— Будем надеяться, что за три помидора не сажают, — заметил пыхтящий под арбузом Витёк.