– Ну, историю я любил не только из-за тебя, - рассмеялся Нил.
– И не только в этой жизни. То, что в ней полно закономерностей - чистая правда. Но к нашей с генералом беседе она почти ни при чем, как и политика. Я просто, м-м-м, сказал Синдулле то, что он хотел услышать. Нет, не так - то, что ему нужно было услышать. Он во многом прав, вообще-то, - юноша грустно улыбнулся.
– Наши войска никуда не уйдут с Райлота, и, скорее всего, станут его постоянным гарнизоном. Такое делает райлотское правительство очень уязвимым к любым хотелкам Палпатина, а этот гандарк в человеческом обличье своего не упустит. Посмотри на его политическую карьеру: просто-таки звериной цепкости разумный. Тот заговор Синдуллы - жест отчаяния, не более. Даже сумей он выпереть клонов с Райлота, на их место пришли бы сепы. Один раз, твилеки уже от них огребли. Поэтому Синдулла и был таким дерганным - не видел хорошего выхода для своей планеты. Или иго КНС, с рабскими лагерями, или укрепление власти Палпатина, до полного отстранения райлотцев от самоуправления. Я предложил генералу этот самый хороший выход. Ну, менее плохой, чем другие.

– Выход? Податься в политику?
– засомневалась мириаланка.
– Ты же сам говорил - Чам Синдулла уже напробовался этой дряни. Неужто ему самому не приходило в голову подобное решение?

– Он просто не понимал, что своими военными успехами наработал немалый политический капитал, - пояснил юноша.
– Как ты говоришь, у него замылился глаз. Война, с ее простыми решениями, четко видимыми врагами, и всем таким прочим. Я дал ему понять, что популярность - тоже оружие, но на другом поле боя. Взгляд на проблему под новым углом, не больше.

– И из-за этого, он переобулся на ходу, и превратился в первейшего друга Республики, а заодно и твоего?
– неверяще спросила джедайка.
– Поначалу, я даже заподозрила, что ты применил внушение, - Нил искренне рассмеялся.

– Сердца и умы, - ответил он сквозь смех.
– Генерал и, возможно, будущий сенатор Чам Синдулла уже, хм, воюет с Республикой. За сердца и умы ее разумных. Он твилек умный, из-за чего я и был с ним так откровенен. Услышав, что он может пободаться со всякими желающими закабалить райлотцев, да еще и в выгодных для него условиях, Синдулла быстренько сложил два и два, и взялся за дело. Он просто умножает свой политический капитал.

– Прогибом под Республику?
– Луминара недоверчиво нахмурилась.
– Думаешь, это прибавит ему очков в глазах сената? На Райлоте его и так любят.

– Этот прогиб - достаточно умный ход, - уверенно заявил юноша.
– Он показывает нашим политиканам, что Синдулла больше не противник республиканского влияния, и готов влиться в систему. Теперь, сенатские чинуши перестанут считать его угрозой… точнее, надоедливой помехой… и примут за своего. За мелкую фигуру в их привычном политическом дежарике. Очень военный трюк, на самом деле, - с улыбкой добавил Нил, и процитировал китайскую мудрость:

– Когда ты слаб, показывай силу, когда силен - слабость.

– Обязательно перескажи мне все это, - отрешенно проговорила мириаланка. Попутно, юноша ощутил ее легкие касания к своим мыслям.
– Все, что помнишь из “Искусства войны”, тридцати шести стратагем, и даже той книжки… “История трех государств”?

– “Троецарствие”. Перескажу, конечно, - кивнул Нил.
– Будем развлекаться беседами в очередной наш гиперпространственный перелет. А сейчас, побеседуем с сепом-военнопленным.

***

Городская тюрьма Лессу выглядела царством бесцветного однообразия, чуть тронутого запустением. Матово серели дюраниевые решетки, разгораживающие обширное помещение основного этажа на мелкие клетушки-камеры. Меблировка этих камер - койка, умывальник, и унитаз, отштампованные из серого пластика, - выстроилась у решетчатых стен, одинаковая, словно зеркальные отражения. Пестрел серыми царапинами на сером фоне дюракрит полов. Даже тени, порождаемые ровным светом потолочных ламп, лишь добавляли оттенков серого во все это цветовое однообразие. Вишенкой на торте тюремного уныния был резкий запах чистящей химии. Насыщенно-ядовитый аромат забивал ноздри и вышибал слезу, но полностью перекрыть застарелую вонь пота и испражнений все-таки не мог.

Нил с наставницей довольно долго мерили серый дюракрит шагами, пробираясь мимо опустевших общих камер к одиночкам. Их двери - тяжелые плиты дюрастали, - расчертили дальнюю стену однообразным геометрическим узором. Единственные стражники на этаже, пара твилеков в синих кителях, скучали у одной из них, мерцающей зеленым индикатором открытого замка. Из-за двери раздавались приглушенные вопли, глухие звуки ударов, и злобные выкрики.

Стражи дверей издали заметили джедаев, но особого внимания на них не обратили. Заранее предупрежденные о визите комендантом этого скорбного уголка, они лишь лениво откозыряли, и расступились в стороны, когда Луминара с падаваном подошли ближе. Три металлокомпозитные створки разъехались в стороны и вниз, приглашая джедаев внутрь, и открывая их глазам неприглядное зрелище, с не менее отталкивающим звуковым сопровождением.

– …Это тебе… за моих… боевых товарищей… скотина, - кряхтел дюжий твилек, раз за разом пробивая мощные кроссы по ребрам дуроса в тюремной робе.

Голый торс любителя рукоприкладства, мясистый и зеленый, блестел от пота: твилек явно охаживал пленного по бокам уже долгое время. Он трудился не в одиночку: второй твилек крепко удерживал сепаратиста за локти, молча кривя светло-коричневую физиономию в злобной гримасе. Их жертва и не думала сопротивляться - только дергалась и охала от особо крепких тычков. Тюремная серость мешковатой робы дуроса была порядком разбавлена зеленоватыми потеками, чьи источники - разбитые нос и губа пленника, - продолжали сочиться кровью. Ее струйки расчертили синее лицо дуроса причудливой маской, вкупе с болотного колера пятнами застарелых гематом, и темными желваками свежих шишек.