– А по-моему, у Петры синдром мамочки, – невинно пошутил молодой человек.

– Гад, – усмехнулся Килиан. – Тебе придётся принять это правило, камикадзе, – так тебя Дэрил называет? А иначе уходи из клана – Петра жалеть не будет.

– Суровая леди, – сокрушенно покачал головой Рэмрейн, забавляясь. – О, госпожа Истерика тут как тут, – отвлёкся он на кошку, застывшую в полной напряжения позе на противоположном краю крыши.

– Эй, её зовут Тошка Насыл! – со смехом поправил его Килиан.

С тёмно-серой шерстью тигровой расцветки, белыми брюшком, грудкой и лапками, с глазами цвета спелых абрикосов, более короткими, чем у обычных кошек, лапками, с мягкой, почти плюшевой шерстью, королевским высокомерием и бандитским характером, с жёлтым ошейником и сопровождавшим её всюду нахальным звоном колокольчика, Тошка была любимицей всех жителей Айрондейла. Породистая лишь наполовину, ленивая, не выносившая никаких прикосновений, не допускавшая в свои владения даже отпетых пушистых хулиганов с соседних кварталов, спавшая дни напролёт и устраивавшая забеги по крыше каждую ночь, будившая всех немалым шумом и грохотом тщетной охоты на летучих мышей, кошка тем не менее снискала благосклонность всех, кроме Луи. Повар не любил Тошку искренне и шумно, безжалостно прогоняя её с кухни громогласными криками всякий раз, когда та заявлялась туда с пронзительным мяуканьем и восхищающим упрямством.

– Кстати, откуда «Насыл»? – перевёл взгляд с Тошки на музыканта Рэмрейн. – Это из тюркского?

– Вроде по-турецки «насыл» значит «как», – свёл брови на переносице Килиан. – Знаешь, Тошку ведь Надия принесла… Ну, наша переводчица из Петербурга,– напомнил он. – Она её в ветклинику понесла на следующий же день, а там доктор был родом из Турции, – продолжил он. – Всё время повторял: «Тошка насыл?», в смысле, спрашивал, как эта хулиганка себя чувствует. Надия потом рассказывала, а Луи ведь на язык не попадайся, тут же припечатал: «Тошка Насыл». Вот мы её с тех пор и величаем по имени и фамилии. О, смотри, к тебе бежит! – хохотнул Килиан.

Рэмрейн едва не застонал: с первого же его появления в особняке кошка начала оказывать ему знаки внимания, ласкаясь и яростно обтираясь об его ноги, а то и залезая подмышку и кусаясь, стоило ему сесть.

– Ты точно её новый кумир, – заметил Килиан, с улыбкой глядя на то, как терпеливо выносит болезненные укусы Тошки Рэмрейн.

– Ага, скоро обзаведусь телохранителем, чтобы защищал от назойливых фанатов, – вымученно усмехнулся молодой человек, подхватывая Тошку на руки, и встал.

– Ты куда?

– Пойду вниз, – Рэмрейн прижал к груди кошку, которая с удобством устроилась у него на руках и довольно замурчала. – Авось получится клыкастого разговорить.

Килиан тотчас подскочил и свернул плед:

– Тогда я с тобой. Это зрелище пропускать нельзя.

Молодой человек только улыбнулся в ответ; спустившись в подвал, они с музыкантом направились к Тхирасаку, Ровене и Петре, которые сидели за компьютерным столом и негромко переговаривались. Треть просторной комнаты отделяла от них прозрачная стена из пуленепробиваемого стекла, почти не пропускавшего звуки. В углу камеры сжавшись сидел сангвинар, смотревший перед собой невидящим взором; на бетоне стен в нескольких местах багровели еле заметные пятна крови, оставленной его разбитыми кулаками, койка была перевёрнута, рядом валялись пустые бутылки из-под воды. Рэмрейн посмотрел на экран, на котором светились данные с датчиков: температура, влажность воздуха в кабине, пульс и давление пленника, считанные браслетом на его руке, который транслировал параметры по внутренней сети.

– Судя по настроению, санг до сих пор молчит, – привлёк внимание присутствующих Килиан.

– Упрямится, – вздохнула Ровена.

– Боится, – поправил Рэмрейн, рассеянно поглаживая головку дремавшей на его руках Тошки. – Он полагает, что сможет вернуться к своим, а там его с распростёртыми объятиями не примут, если расколется.

Тхирасак посмотрел на пленника с презрением:

– Кретин… Кто ему наплёл, что его отпустят живым?

Нервно растирая большим пальцем середину ладони, Петра проронила:

– Может, стоит дать ему пакет крови? Как бы он не умер от жажды.

Рэмрейн оглядел сангвинара: тяжело дыша, тот хватал ртом воздух и тихонько стонал от боли.

– Это единственное, что может его сломать, – бесстрастно заметил молодой человек. – Они любые пытки способны вынести. Но против жажды бессильны. Напоишь его сейчас, – он перевёл взгляд на Петру, – просто отпусти на свободу или убей: толку от него больше не будет.

Девушка бросила взгляд на пленника и вздохнула: она не питала к сангвинарам никаких симпатий, но роль палача была ей непривычна и неприятна. Петра готова была сдаться, хорошо понимая, что сангвинару хватит упрямства довести себя до смерти, но не выдать нужных им сведений; она невольно удивилась, услышав неожиданное:

– Позволь мне поговорить с ним.

– Конечно, – кивнула девушка после секундных раздумий и потянулась к микрофону.

– Я не это имел ввиду, – остановили её резкие слова Рэмрейна.

– А что? – Петра посмотрела на него в недоумении.

– Пусти меня в кабину.

– Ни в коем случае! – гаркнул Тхирасак. – Рэм, ты рехнулся? Эта тварь тебя сразу укокошит!

Рэмрейн не удержался от сарказма:

– Ну, не сразу… Петра, – он подарил девушке пристальный взгляд и, сверкнув глазами, настойчиво проговорил: – Я знаю, что я делаю. Дай мне поговорить с ним.