Видимо, из соседей кто-то настучал на нашу компанию — возможно, ещё до того, как я подошёл. Может усатый и забрать, начало месяца, показатели по пьяным надо выполнять, административку стричь. В этих числах угодить в медвытрезвитель проще простого. Впрочем, парни легко не дадутся, и патруль вызовет подмогу. Помню это…

— Да что мы сделали-то? — спросил Орлов, поднимаясь им навстречу. — Сидим спокойно, ещё даже десяти нет.

— Окна бьёте.

— Да не бьём мы…

Вот так, капля за каплей, и однажды они не выдержат. Все считают их опасными, боятся, но норовят как-то задеть, а парни достаточно крутые, чтобы дать сдачи. Вот сейчас я понимал, как они могут дойти до той жизни, шаг за шагом…

— Я разберусь, — я поднялся. Ксива у меня в кармане, но доставать пока не буду. — Спокойно парни, решим всё.

— А ты ещё кто? — спросил высоченный старшина, уставившись на меня.

Звали его Аркадий Фёдорыч, помнил я его хорошо, но на язык так и просилось — дядя Стёпа, настолько он был высокий. Так его и звали, но только когда он не слышал, потому что его самого это бесило.

— Аркадий Фёдорыч, Васильев я, опер из УГРО. Узнал? Сын Лёхи Васильева.

— И? — он нахмурил брови.

— Всё под контролем. Я за ними присматриваю, — сказал я. — Парни спокойные, сидят, выпивают мало, не буянят.

— Звон слышали жильцы.

— Случайность… Это бутылка разбилась, даже убрали осколки, всё чисто.

— Ну, точно спокойные? — недоверчиво спросил он.

— Да, за них отвечаю, всё нормально будет. Из армии вернулись на днях.

— Оттуда? — спросил дядя Стёпа, напрягшись.

— Оттуда, — многозначительно кивнул я.

— Ну это, — он немного расслабился и понимающе проговорил. — Я-то не против, пусть сидят. Сам в Афгане был. Но тут позвонили в дежурку, что буйные хулиганят, мы приехали.

— А кто? Дед Кукушкин?

— А кто ещё-то? — милиционер чиркнул спичками и прикурил. — Он же вечно на всех жалуется. Иной раз за ночь три раза сюда приезжаем, даже если просто кто-нибудь перданёт во дворе, старик уже панику поднимает и в дежурку звонит. Это хорошо, мы еще большую часть его звонков не регистрируем. А как новенький дежурный, бывает, заступит, так все наряды по незнанию на уши поднимает.

Кто-то засмеялся, услышав это. А на третьем этаже моего дома уже горел свет. Наверняка это дед выглянул посмотреть, как выгоняют распоясавшуюся молодёжь.

— Ну, напишешь рапорт, что все трезвые были, провел профилактическую беседу, — я подошёл к милиционеру ближе. — Что информация о разбитых окнах не подтвердилась, парни адекватны, общественный порядок не нарушают, грубой нецензурной бранью не выражаются. А с дедом я поговорю, как увижу, скажу, что не шпана какая-то, а дембеля. Пусть проявит уважение. Говорят, он сам где-то воевал в свое время.

— Ла-ан… Под твою ответственность, короче, Васильев.

Пожали руки, и уазик уехал.

— Что споём? — сказал я, возвращаясь к остальным.

— А говорите, менты не кенты, — обратился к своим Орлов. — А он всё уладил.

— Обращайтесь, — произнёс я серьёзным голосом. — Если какие проблемы будут, лучше мне расскажите. Порешаем всё спокойно, вы же теперь дома, не там.

Долго я с ними после того не сидел, да и они сами вскоре разошлись. Настраивались на новую жизнь, не собирались просто сидеть и бухать, а потом влипать в неприятности. И, надеюсь, у них всё получится.

Утром, с гудящей от похмелья головой, я сварил Сан Санычу кашу на вечер, поставил её на подоконник остужаться, а его самого решил взять с собой. Дежурный Ермолин заметил меня сразу, едва я вошёл.

— Чё, с курицами-то решили? — спросил он, глядя на меня через стекло дежурки.

— Съездим на выходных, померим, где курятник ставить, — нашёлся я.

— А, понял, — немного расстроенно протянул он. — Но про петуха не забывай, мощный он, продам, если чё. За день десять кур топчет. И это…Там, короче, наставник твой подходил, машину просил, труп у нас. Ты с ним, похоже, поедешь.

— Принял.

Якут уже спускался по лестнице, свежий с утра, без следа похмелья, впрочем, он много никогда и не пил. Куртку он нёс в руках, на плечах видна ещё советская рыжая кобура скрытого ношения, с торчащей из неё рукояткой ПМ.

— Ну что, опер, — произнёс он с небольшой торжественностью, уже не называя меня студентом или стажёром. — Поехали. Кирилл на место сам приедет, со следаком, а Ручка в машине ждёт.

Ручка там вообще-то спал. Скорее всего, с бодуна. Сан Саныч залез к нему на заднее сиденье и облизал небритое лицо. Судмедэксперт этого даже не заметил, продолжая дрыхнуть. Только когда мы тронулись, он очень тяжко вздохнул, обнял собаку, улёгшуюся к нему на колени, и захрапел.

Водителем сегодня был дядя Гриша, угрюмый рыжий мужик, чем-то похожий на Устинова, но намного ниже ростом. В машине он не разговаривал, некоторые вообще думали, что он немой. Ну или шпион. Нет, иногда он вступал в беседу, вставляя веское замечание, непременно матом, и добавлял что-нибудь пошлое или грубое. Если бы кто убрал из его речи нецензурную лексику, то остались бы одни предлоги.