— Ох, Агнеша, — покачал он головой улыбаясь. — Ну при чём тут хмарь? До неё-то мне какое дело?

— А чего она к тебе тогда пристала?

— Из вредности, — ответил он и руку-то у меня с талии убрал. — Пойдём-ка к дому. А то посидим ещё немного, и ты меня с какой-нибудь кикиморой поженишь.

— Не буду я тебя ни с кем женить, — возмутилась я и поднялась со скамьи за ним следом.

«Ты мне, может, и самой сгодишься», — добавила про себя. Хотя в чём именно пока даже думать опасалась.

Следующая пара дней прошла почти тоскливо. Степан прибегал, убегал, всё организовывал, а мне почти ничего и не осталось делать. Только с Лесовиком распределили, на какие лавки посадим самых дорогих гостей.

К слову, о лавках. Их он зачем-то велел заранее поставить. И теперь двор и улица были похожи на полосу препятствий. Только и делаешь, что скамьи перепрыгиваешь и столы обходишь. Но все почему-то ходили вокруг них рады-радёшеньки и ни разу даже не возроптали, что неудобно.

— Степан, а чего это столы так рано мы выставили? — спросила как-то у своего помощника. — Ходим теперь и уворачиваемся.

— Да это так, на всякий случай, — отмахнулся он.

— На какой такой случай?

— Ну мало ли… Может, раньше всё готово будет.

— Да как раньше-то? Ещё почти седмица до празднества.

— Не знаю, как, — пожал он плечами. Но я по взгляду видела, что всё-то он знал, только мне говорить не хотел. Да и вообще, в царских хоромах атмосфера воцарилась заговорщическая какая-то. Все ходят, на меня поглядывают да перешёптываются. А чего, собственно, шептаться?

«Больше двух говорят вслух!» — хотелось потребовать, как в детстве. Но как-то неловко было в истерики бросаться. Потому ходила я и на их взгляды такими же взглядами отвечала. Они на меня зырк, и я на них. Они перешёптываются. И мне бы с кем, но не с кем, к сожалению. В общем, отвечала, когда могла. Чем вводила их в жуткое замешательство, к собственной радости. Пусть знают, что в эту игру можно играть и вместе.

Когда моя фрустрация уже дошла до неимоверных пределов, заявился Степан и сообщил, что пора идти на примерку.

— Какую ещё примерку? — спросила я недовольно.

— Как какую? Нарядов. Жениха и невесты.

— А я здесь каким боком? Вот пусть жених и невеста примеряют.

— Не положено им пока, — напомнил мне Степан. — Они только на торжество придут.

— Чуднее свадьбы ещё не видывала. Всё могу понять, но чтобы молодожёны даже одёжу свою до свадьбы не смотрели… Как такое можно?

Степан только плечами пожал, но, понятное дело, опять что-то утаивал.

— Вы уж примерьте, не отказывайтесь, — взмолился он. — А за жениха царь-батюшка померит.

— Да уж померит, куда он денется. Сам придумал, сам пусть и примеряет, — бубнила я, направляясь к царским комнатам.

Последние пару дней я старалась его лишний раз от дел не отвлекать. Не столько из-за своей природной тактичности — в наличии коей я сильно сомневалась — сколько из-за неловкости. Мы как с Лесовиком на лавочке-то в обнимку посидели, я окончательно захворала. Сердце стучит, щёки рдеют, а язык мелет что ни попадя. А как только царь с глаз долой, так вроде и выздоравливаю. Но сегодня придётся всё-таки его побеспокоить. Не всё же мне одной отдуваться.

Постучалась к нему, заглянула, а он при виде меня улыбкой так и расплылся. А я в ответ как зардеюсь вся. Специально он, что ли, улыбается? Будто не видит, что я не в себе.

— Заходи, Агнешечка, — и с лаской такой. Усугубляет, наглец! — Случилось чего?

— Случилось, — пожаловалась я. — Пошили одежды для молодожёнов, а мерить кому? Степан говорит, что нам с тобой придётся.

— Так и померим, — согласился Лесовик. — Долго, что ли? Только скажи, чтобы во дворец их принесли. Так быстрее получится.

Ну надо ж. Даже уговаривать его не пришлось. Согласился, будто и сам ждал не мог дождаться, когда эта примерка будет.

— А тебе жених, случайно, не родственник какой? — спросила я с подозрением. — Почему ты за их свадьбу так радеешь?

— Хм… — Лесовик призадумался. Хотя, казалось бы, чего тут думать? Скажи, как есть, что родственник. Или, наоборот. — Положим, не родственник, — ответил он уклончиво.

— Почему положим-то? Ты что и сам не знаешь?

Он улыбнулся.

— Знаю. Не родственник. Но… скажем, он мне не чужой.