Тщательно присматривалась к лающему имитатору, нет ли на его ноге цепочки или бечёвки.

— У тебя есть попугай? — еле дыша, удивился юноша. — Покажешь? Всегда хотел иметь такого.

Замолчал и Бадди.

— Поймаешь, будет и у тебя, — Ника не сводила глаз с птицы.

— Высоко, незаметно не подобраться, — не двигаясь, прошептал Дэниэл.

Пока они, задрав головы, смотрели на жако, тот потерял интерес к замолчавшей собаке и двум зевакам. Взмахнул крыльями — только его и видели.

Ника отдала чертёж ходунков соседу.

— Мне пора, — направилась к крыльцу, где в кресле сидела заснувшая госпожа Лейфде.

Служанка с вязанием в руках расположилась чуть поодаль.

Оставленный Бадди снова зашёлся лаем.

— Что рисуешь? — спросила Ника, поспешно сворачивая к мольберту.

— Не смотри! — догнал её встревоженный голос Дэниэла. — Я ещё не закончил!

**

Ника встала перед мольбертом, мельком отметив небольшой загрунтованный холст на подрамнике, покупка которого в нынешнем времени обходилась довольно дорого, на низком столике испачканную тряпку, кисти, палитру со смешанными красками, отставленный табурет.

Засмотрелась на почти законченную картину. Задумалась.

Подивилась безудержной фантазии Дэниэла, полёту его мысли, порыву души.

Большинству произведение показалось бы странным, но не Нике.

Видела исполненный в воздушной перспективе пейзаж глазами Дэниэла. Противопоставление ближнего и дальнего, пространственный контраст, взгляд вдаль. Необычно, смело, притягательно.

Видела город с высоты птичьего полёта — похоже, Зволле, — где, выступая на передний план, главенствовали тюльпаны. Парень с удивительной точностью передал их форму и сочный красный цвет.

Понимала юного художника. Родной город виделся ему именно таким: целостным, объёмным, с его жителями, ожившими под его рукой, с рекой и каналами, улицами, площадями, церковью и башней.

— Очень красиво, — не солгала Ника.— Любишь красные тюльпаны?

Парень покраснел от удовольствия:

— Люблю. А ты разве не любишь?

— Люблю. Это Зволле? Ты поднимался на башню, — догадалась девушка.

— И не один раз.

— Что ещё видно оттуда?

Дэниэл указал на незаконченное место на картине:

— Здесь сливаются два ручья и образуют реку, нашу Зварте-Ватер.

— Что-нибудь ещё видно? — Ника не знала, о чём желала услышать. Нестерпимо захотелось подняться на башню повторно, дойти до самого верха, рассмотреть то, чего не видит никто.

— Если день погожий, то можно увидеть Кампен.

«У парня талант», — не побоялась девушка громкого слова. Быть может, его полотна в будущем украсят частные коллекции или самые великие музеи мира? Возможно, ей знакомо его имя?

Руз знала фамилию соседей, а вот Ника…

— Каким именем ты подпишешь картину? — зашла она издалека.

— Разве их нужно подписывать?

Ника знала, что в это время художники не подписывали свои картины. Быть может, именно поэтому многие из них так и остались безвестными, а их работы были приписаны другим мастерам, пишущим в сходной манере.

— Обязательно нужно. Для потомков. Твои картины не должны затеряться. Только не бери псевдоним, — пыталась выудить полное имя парня. — У тебя хорошее имя.

Дэниэл густо покраснел и… замолчал.

Ника вздохнула: его фамилию она спросит у госпожи Маргрит.

— Мне пора. Дел много, — заторопилась она покинуть не слишком гостеприимный дом.

Сосед увязался за ней.

Сдерживая улыбки, они прокрались мимо спящей старушки и под неодобрительным взором её верной служанки вошли в дом.

— Ты ещё придёшь? — голос юного художника изобиловал тоскливыми нотками.

— Приду, — шла девушка к выходу длинным тёмным коридором. — Принесу приглашение на открытие кофейни. Приходи с бабушкой.

— Бабушка навряд ли пойдёт, а я приду обязательно.

Дэниэл вышел на улицу следом за Никой и смотрел ей в спину, пока она не вошла в калитку своего двора.

Гуго к тому времени закончил делать клумбу, посадил лаванду и подметал дорожку. Возле него не вертелась Лина.

Ника прислушалась: Бадди не лаял.

Дом встретил непривычной, подозрительной тишиной. Не слышалось стука кухонной утвари и ворчания Хенни, не кричал Жакуй, не топала Лина деревянными подошвами кломпов.

Дом будто вымер.