На спине пса в месте крепления широкого ремня к раме ходунков, как на тачанке, восседал Жакуй. По мере движения сквозь живой коридор из посетителей кофейни в пылу азарта всех облаивал. Обалдевший от переизбытка внимания, жако охрип и, видимо, вспотел. Встопорщив на шее перья и расправив парусами большие крылья, продолжал яростно лаять, добросовестно копируя голос своего застенчивого друга.

Забежав за стойку, Бадди заскулил и уткнулся головой в колени ошарашенного Дэниэла, словно стыдился своего бесцеремонного наездника и просил прощения.

— Когда они успели слаяться? — смех Ники утонул в смехе и подбадривании посетителей.

Дэниэл пожал плечами:

— Не знаю. Я был занят, — метнул взгляд на картину за спиной. — Уделял ему мало внимания и вот…

— А ты что тут делаешь? — обратилась девушка к Жакую, наклонившись к нему.

Протянула руку, чтобы его снять, но он оборвал лай и щёлкнул языком, отбив у Ники желание прикасаться к нему.

Впрочем, трогать его не очень-то и хотелось. Блудный попугай выглядел изрядно потрёпанным и грязным. То ли он искупался в грязной луже, да так и высох не удосужившись «причесаться», то ли попал в лапы к недругу и насилу вырвался с нанесённым ему существенным уроном.

На попытку Дэниэла снять наглого наездника, Жакуй ответил агрессивным лаем, чередуя его со щёлканьем.

— Вернулся, ирод, — послышался из-за спин господ недовольный голос Хенни.

— Мама, смотри, какая большая птичка! И собачка со стульчиком! — закричала Амалия. Удерживаемая матерью на руках, норовила вырваться. — Она стульчик с собой носит, чтобы сидеть?

— Это не стульчик, — заметил её брат, всматриваясь в невиданную конструкцию. — Это санки на колёсах, на которых она катается.

— Ходунки, — подсказала Ника. — С их помощью Бадди может ходить.

Веселье продолжалось бы долго, если бы не госпожа Маргрит. Она протолкнулась к стойке и, присев у «тачанки», сняла Жакуя со спины пса, кстати, не слишком желавшего покидать удобную позицию, но не оказавшего сопротивления. Сложив крылья и замолчав, он позволил себя взять.

— Вернулся, негодник, — довольно проговорила женщина и спешно унесла его в хозяйскую половину дома.

Посетители с интересом рассматривали ходунки и гладили Бадди. Посыпались удивлённые возгласы, шутки. Кто-то в знак одобрения хлопнул Дэниэла по плечу, помянув крепким словцом и чёрта и бога.

— Я уведу его домой, — сказал парень Нике.

Снял передник, накинул полукафтан и взял на руки верного друга вместе с ходунками. Тот радостно заскулил, облизывая лицо любимого хозяина.

— Я зайду к вам завтра, — дала понять Ника, чтобы Дэниэл сегодня не возвращался.

Собралась уйти и семья главы гильдии ювелиров. Виллемина с братом встали и в сопровождении Алана Матфейсена направились к выходу.

Ван дер Ваал остался сидеть за столом, о чём-то договариваясь с Адрианом. Бросал быстрые взгляды в сторону стойки бара. Как только от неё отошёл последний посетитель, направился к Нике, делавшей записи в тетради.

Бросив беглый взгляд на картины, затем на светильник над стойкой бара, неожиданно напористо спросил:

— Госпожа Руз, вы обмолвились, что можно многое сказать о человеке в зависимости от того, что именно он увидит на картине. Что вы можете сказать обо мне?

— Но вы же ничего не увидели на моих картинах, — растерялась девушка.

— А доски и краски не в счёт? — усмехнулся мужчина.

Ника хмыкнула:

— Ну почему же, в счёт. Крашеные заборы тоже вызывают определённые мысли.

— Ответьте на мой вопрос, госпожа Руз, — настаивал нувориш.

— Ваши мысли заняты другим, вам скучно в кофейне, вы здесь только ради ваших детей.

Сказала бы больше, но промолчала.

Не сказала Ван дер Ваалу, что ему скучно жить — это было неправдой. Он чувствовал себя в кофейне чужим. Не потому, что приехал в Зволле полгода назад и ещё не стал своим. Он никогда не станет одним из них.

Он не ходил как многие другие посетители от столика к столику, чтобы перекинуться парой слов со знакомыми. Не смеялся вместе с господами над проделками блудного попугая. К их столику тоже никто не подошёл, чтобы поздороваться или завязать ни к чему не обязывающую беседу.

Нувориш ощущал себя среди именитых господ одиноким, потому что не принадлежал к их кругу. Намереваясь ввести дочь в светское общество, он готов был пойти на многое. Готов был поступиться своими принципами, если, разумеется, они у него были.

Оказалась она права или нет, Ника не узнала. Питер Ван дер Ваал промолчал, вежливо кивнул на прощание и вышел следом за своими детьми.

Алан Матфейсен ушёл с ними, а Кэптен остался. Глядя на него, девушка с горечью подумала, что если бы не его обязанность провести сегодняшний день в заведении до закрытия, он бы ушёл вместе со своими новыми соседями. И предлог хороший: идёт домой и им по пути.