Шрифт:
– Папа, я отвезу тебя в больницу... в уезд...
– Если помирать... то лучше здесь... у Ниночки... Здесь на меня... никто... никакой хам... не глянет искоса... За то, что я еще жив... Пошевелил сухими губами: - В-во-ды...
Подбежала Нина Витольдовна, влила ему в чуть приоткрытый рот чайную ложку кипяченой воды. Его сразу же стошнило.
В комнате стоял стойкий кисло-горький запах.
– Умираю... Виктор...
– прошептал Сергей Львович.
– Как страшно... сейчас все узнаю... все испытаю... Хотел бы быть тобой... Мефистофелем... желчным Вольтером...
И вдруг Виктор Сергеевич зажмурился, его лицо перекосилось судорогой. Он упал с табурета на колени, положил голову на грудь отца.
– Теперь я один... один! О боже!
И он зарыдал таким страшным голосом, будто тигр ревел.
– И я тоже... я тоже... папа... мертвый! Как я буду, папа?! Зачем оставляешь меня одного на этом свете? Зачем меня породил?!
– Мне... все равно... Ты мог... укорять меня... пока я был жив...
И старик снова закрыл глаза и, кажется, заснул.
В комнатке было тихо, как в глубоком погребе.
Виктор Сергеевич тяжело поднялся, машинально отряхнул галифе, сел на табурет. Прищуренными заплаканными глазами косился на свою бывшую жену.
– Вам очень тяжело, Нина... Я вам признателен... Как жаль... что вы... что я... недостоин вас... Но ничего... ничего... все будет хорошо.
И я впервые на своем веку увидел то, что, пожалуй, не видел никто. На его ядовито-красивом лице промелькнула серая тень смерти.
ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой автор рассказывает, что Степан Курило
совсем отбился от рук
У Василины Одинец уже начали привыкать к посещениям Степана. И хотя сама Василина, да и ее мать, предостерегали Курило - ой, быть беде, ваша София такое натворит!..
– Степан каждый раз находил повод попозже вечером постучать в замерзшее стекло окна Василины.
– Идите вы, мил человек, извиняйте на слове, к лешему!
– сердилась женщина, но двери открывала. Гневно взмахивала маленькой округлою рукой, будто била кого-то арапником, брала руку в руку возле запястья и укладывала их так на колени.
– Ну, так не пришла еще вам бумага от военкома?
– спрашивал Степан. И это было поводом для беседы.
– А-а... Кому мы теперь нужны... Ай, кому мы нужны!.. Спрашиваете!.. А то сами не знаете, что из этого дива не будет пива!
– Нет... Погодите... погодите... сам военком Калнин пообещал мне. А это такой человек!.. Латыш. Кремень.
– Все они...
– с болью и почти с ненавистью щурилась женщина.
– Потерпите еще... потерпите... Я вон там, в сенях, с пуд жита оставил...
– Слышь, Василина!
– кричала с печи сухорукая старуха, которая до этого не вмешивалась в разговор.
– Они снова жита принесли! Сколько ж это теперь мы им должны, а? Иль, может, на отработок?.. Ты спроси их, Василина!
– кричала она на всю хату, словно Степана при этом и не было.
– Ай, отстаньте вы со своим житом!
– сердилась молодая хозяйка. Кому что, а курочке просо!..
Старуха умолкала надолго, о чем-то хитро размышляла на печи, шевелила наболевшими ногами, бормотала что-то бессвязное. А потом будто спросонок:
– Сплю... ей-богу, сплю... Коль нада, то гаси свет.
Василина бросала острый, сухой, как бритва, взгляд на Степана: понял?
– а в глазах укор, гнев, гроза.
– Уходите.
Степан в замешательстве кряхтел, поднимался, точно с полным мешком на плечах, не попрощавшись выходил.
– Что вы, что вы...
– оборачивался на минуту в двери.
Не извинялись, не возвращали.
Но знал Степан - без него они чувствовали бы себя одинокими. И должно быть, село тоже знает о его посещениях. Только София еще не ведала, видать, потому, что сельские кумушки недолюбливали ее за острый язык и решили подольше тешиться бесчестьем Софии, а потом...
О том, что село уже осведомлено о его делах, дала знать Тодоська Кучерявая.
Как-то встретилась с ним, когда он шел в кооператив, первой поздоровалась и остановилась. Глаза ее дохнули - холодом, щемящим зовом.
Удивленный, Степан тоже замедлил шаг. Обернулся - она тихо посмеивалась.
– Вы, - молча протянул руку в ее сторону, - ко мне?
– И дотронулся пальцами до своей груди.
– Нет, - засмеялась она, - вы - ко мне.
– Чего бы это?
– А того, что молодицы не затрагивают мужчин первыми.