– Если б оно знатье...

– Говорю тебе - не сумлевайтесь. Нам, ето, продержаться год, ну два. Пока государства соберутся с силою. Да и народ поможет. Вот посмотрите как выворотят ети заразы кожух, поприжмут всех, так тут такое заварится! А тада - и Англия, и Польша... Главное, говорю, держаться уместе. Да не давать разводить заразам ячейки... Да, ето, скрозь нада своих людей иметь. И в етом кенесе*, и в сельсовете, и в куперации, одним словом - скрозь.

_______________

* К Н С - "Комитет незаможных селян" - комбед.

Снова перешли на приглушенный разговор. Минут через пять старший сказал громко:

– Так ты, ето, запомнил?

Парень пробурчал что-то неразборчивое.

– Ну так бывай. Я поехал.

Меня так и подмывало закричать из своего укрытия: "Ату! Ату! Отдай, собака, штаны! Отдай самовар! Отдай..."

Минуту спустя послышалось короткое приглушенное ржание жеребца. Мягко зачмокали копыта по вязкому лугу, заекала селезенка коня, перешедшего на частую рысь.

Мы с Ниной Витольдовной стояли и ждали. Парень крадучись прошел мимо нас.

Меня так и тянуло выглянуть ему вслед. И хотя по голосу я, как мне кажется, узнал его, но все же хотелось убедиться окончательно.

Нина Витольдовна всем телом повисла на моей руке. Я чувствовал, как ее всю трясло от страха.

Я был настолько озабочен, что едва не выругался от досады.

И пока я довольно-таки грубо освобождал руку, пока вышел на тропинку, парень скрылся за поворотом. Бежать? Услышит, а тогда... что? Или бросится бежать, или в упор из обреза... Да-а!..

– Ну вот, Нина Витольдовна!
– сказал я жестко.
– Вы что-нибудь понимаете?

Женщина понурившись молчала.

– Я знаю, кто они. Вы и не поверите. Тот, что на лошади, Шкарбаненко. А его сообщник...

– Но вы же не видели его, - тихо сказала Нина Витольдовна.

– Ну так что ж?

– И ваши предположения юридической силы не имеют.

– Но вы-то слышали, о чем шла речь?

– Ну, знаю, что это бандиты. Но кто они - ни вы, ни я не видели. И слава богу. Ибо если бы мы имели возможность узнать их... то вряд ли тогда люди узнали бы нас.

– А верно, - сказал я.
– В таких случаях они не милуют.

Мы постояли еще тихо минут десять. Потом осторожно, почти на цыпочках, поминутно озираясь и прислушиваясь, двинулись дальше. Нина Витольдовна прижималась плечиком к моей груди. Но сейчас это совсем меня не волновало.

И, только выйдя из кустов на чистый луг, когда рядом заблестели рельсы на железнодорожном полотне, мы немного успокоились.

А когда увидели желтый огонь фонаря на стрелке и дошли до будки, где жил начальник станции Степан Разуваев со своим выводком, почувствовали себя почти счастливыми.

От узкоколейки было рукой подать до плотины. Понурые старые вербы над прудом полощут свои темные косы, шум воды в шлюзе - как все это мило сердцу! Мы привыкли к этому, как к чему-то живому. И мы почувствовали себя спасенными, невредимыми, живыми. И так стало радостно, что я пошутил:

– Нина Витольдовна, вы живы? Бьется ли у вас еще сердце?

И эта милая женщина прекрасно меня поняла, потому что надавала шлепков моей невинной руке своей нежной, разумной ручкой.

И вот я, как тот солдат на посту, сдал свою смену с честью. Драгоценная амфора снова перешла во владение крутого нравом хозяина. Виктор Сергеевич давно уже прибыл из какого-то села и улегся спать, так и не дождавшись жены. Он долго бурчал и совсем невоспитанно почесывал волосы на груди, пока Нина Витольдовна, оскорбленно прищурившись, проходила в хату. Потом Бубновский сырым голосом спросил меня, когда наши мужики начнут косовицу.

– Должно быть, завтра или послезавтра.

Для порядка мы еще немного помолчали. Виктор Сергеевич откровенно зевал.

– Бывайте.

– Счастливо, - проскрипел он.

Домой я возвращался в обход, селом.

Дорога жгла мне подошвы. Успеть бы рассказать все жене. А там уже пускай внезапная пуля ударит в грудь. Но нужно, чтобы осталось мое слово!..

Никто не преградил мне пути, даже ночной обход не встретил меня.

В нашей хате тоже все уже спали.

С пылким нетерпением стучал я ногтем в окно. И конечно же первой меня услыхала моя любимая жена.

Я влетел в сени, обнял Евфросинию Петровну за талию и поцеловал в плечо.

Она сказала недовольно:

– Разнежился возле чужой, так и своя милой стала?

О господи, никогда эти женщины не смогут стать полноценными людьми!

Я сказал:

– Мамочка, со мной такое приключилось!.. Вот послушай!

– У мужчин вечно приключения. Только мы, несчастные женщины, можем обходиться без приключений...

Я запротестовал:

– Если это так, мамочка, то с кем же тогда мужчины разделяют приключения?