Я прижимаю теплую ткань к месту раны, вытирая кровь. По крайней мере, его разбитая губа перестала кровоточить. Лука хватает меня за запястье, его пронзительные синие глаза впиваются в меня.

— Ответы. Сейчас же, — жестко требует он.

И вот тут начинается самое сложное — правда и ложь. Сколько он уже знает? Что ему рассказал Дмитрий? Частичную правду, наверное.

Я вздыхаю и сосредоточенно вытираю его бровь. Я еще никому не рассказывала всю правду. Это была наша семейная тайна, которая со временем становилась все больше и глубже. Все просто пытались забыть. Кроме меня.

— Когда мне было двенадцать, в наш дом вломились. Мой отец был в очередной командировке, — я пожимаю плечами. — Ты, вероятно, уже знаешь эту историю, так что даже не понимаю, зачем рассказываю.

Его рука мягко касается моего локтя, и я возвращаю взгляд к нему.

— Я хочу услышать ее от тебя, — тихо говорит он.

Я чувствую, как в груди скручивается узел из облегчения и вины. Говорить об этом сложно, но я пытаюсь.

— В ту ночь меня разбудили странные звуки. Я вышла из комнаты, чтобы найти маму. Когда я нашла ее… — Я пытаюсь прочистить горло. — Над ее неподвижным телом на кухне стоял мужчина. Кровь растекалась по полу, и я подумала, что она, наверное, пыталась схватить нож, но он опередил ее.

Я продолжаю бережно протирать края его раны, погруженная в воспоминания. Те самые, которые преследуют меня каждый раз, когда я закрываю глаза перед сном.

— Мы с мамой были очень близки. Я всегда ею восхищалась, и в каком-то смысле она была моей лучшей подругой. Я тогда не до конца осознавала, что видела. Помню, я позвала ее, но она не пошевелилась. Я ждала, что она встанет и скажет, что все будет хорошо. Но этого не произошло. Она так и не встала. Зато я привлекла внимание того мужчины…

— Когда он повернулся, на нем была белая маска, а за ней прятались темные, почти черные глаза, — рассказываю я. Лука молчит, но наверняка уже догадался, что это как-то связано с его людьми в белых масках. У семейства Армани существует давняя традиция — команда из пяти человек, которых называют «Гончие». — Когда он подошел ближе, я даже пошевелиться не могла. Ноги словно приросли к полу. Он казался… довольным. Я стояла, просто смотрела на безжизненное тело мамы.

— Когда он наставил на меня нож, я испытала такой страх, что знала — надо бежать, спасаться. Но мое тело будто отказало, я не могла сдвинуться с места. Словно находилась в ужастике. — Я отодвигаю кожаный ворот рубашки, показывая трехдюймовый шрам. — Вот что осталось от той ночи.

— Не знаю почему, но вместо того чтобы убить меня, он просто рассмеялся и ушел. Не знаю, сколько времени прошло, пока меня нашли — я сидела, обняв маму. Я уже выплакала все слезы и просто ждала, что проснусь и все окажется сном.

Лука неожиданно подтягивает меня к себе, усаживая на колени. В его жесте есть какая-то странная интимность, как будто его присутствие делает мою уязвимость безопасной. Это и есть то, что терапевты называли бы «травмой». Но, несмотря на всю жестокость Луки Армани, он — единственный, кому я смогла рассказать это и не утонуть в этой памяти с головой. Словно он удерживает меня на поверхности, помогая не сбиться с пути. Это то, что все эти годы питало мою жажду мести. Единственное, что придавало смысл моим дням.

— Вскоре после этого мой отец снова женился и стал жить дальше. А я… не могла. Со временем, когда я выросла, о матери, казалось, стерли все воспоминания, словно ее никогда не существовало. Полиция назвала это случайным ограблением, но я не могла поверить, что дело было лишь в этом.

— Годы я провела, пытаясь разобраться в том, что случилось. Занималась учебой, делала все, что хотел отец. Но постепенно поиски правды стали смертельной одержимостью. Сначала я не знала, с чего начать, но с годами начала проникать в дела отца, разузнавать о его партнерах. Я поняла, что перед тем нападением его финансовое положение было далеко не лучшим. После смерти матери на его счет поступила крупная сумма, спасшая его от банкротства. Я не знала, было ли это наследство со стороны мамы, потому что о ее семье я знала мало. Или он сам как-то участвовал… Возможно, это было заказное убийство.

Я смотрю на Луку, осознавая, что уже машинально вытираю кровь у его губ. Его челюсть напряжена, он молчит, просто слушает.

— Лишь когда я встретила Дмитрия, мои подозрения подтвердились: только одна известная семья носила маски. — Его взгляд становится мрачнее. — Я заключила с ним сделку, чтобы разрушить одного из его конкурентов. Мистер Далиан вел темные дела с отцом Дмитрия. Ему нужен был кто-то, кто сможет подступиться к нему, незаметно добыть доказательства для передачи в полицию. Это разрушило его бизнес. Он едва избежал тюрьмы, его репутация была уничтожена, и легальные партнеры отвернулись от него после громкого скандала.

— Я знаю, что отец Дмитрия связан с Братвой, но я готова пойти на все, чтобы найти нужную мне информацию. В конце концов, кто бы вообще подумал, что такая женщина, как я, способна в одиночку погубить столь могущественного человека. И в этом кроется его слабость.

— Мой отец очень строго следит за тем, куда я езжу, — продолжаю, пока Лука молча следит за мной. — Особенно за пределы страны. Я никогда не могла исследовать наследие матери, не знаю никого из ее семьи, если кто-то из них вообще существует. Поэтому пришлось быть хитрой, чтобы уговорить его отпустить меня сюда, в Нью-Йорк. Мне нужно было остаться здесь на два месяца, поэтому я прикинулась, что хочу следить за учебой своего сводного брата. Он увлекается спортом и занимался здесь в летнем лагере. Поэтому я сказала, что присмотрю за ним. Я знала, что мачеха, Сара, подтолкнет отца разрешить мне остаться. Она всегда мечтала, чтобы мы стали хоть чем-то похожим на семью.