— Полюбуйтесь на вашу несравненную Агриппину Ивановну, такую гордую и смелую в речах! Лицезрейте, что ждет каждого, кто посмеет бросить мне вызов! И помните — пощады не будет никому из вашей чертовой коалиции!

Зубов расхохотался, и смех его, безжалостный и пронзительный, заполнил эфир. Через мгновение экран погас, оставив ошеломленных адмиралов наедине с их страхами и сомнениями.

Даже вице-адмирал Джонс ничего не ответил на унизительные высказывания в свой адрес от этого безумного гвардейца. Илайя был, безусловно, храбрым, иногда даже до безрассудства храбрым человеком, но еще и умным и прекрасно понимал, что сейчас, как бы того ни хотел, он не сможет победить Зубова, поэтому в данный момент ему пришлось молча сносить оскорбления своего врага, благо Демид обращался к американцу не в прямом эфире, а в записи, и на Джонса не смотрели сейчас глаза других адмиралов коалиции. Впрочем, селекторное совещание никто не отменял, и все дивизионные адмиралы были друг перед другом на экранах.

Илайя стиснул зубы, глядя на лица коллег, в которых читалась растерянность, переходящая в отчаяние. Он видел, как рушатся их надежды, как вера в победу сменяется упадническими настроениями. «Этого Зубов и добивался, — со злостью подумал Джонс. — Его цель — не просто разбить нас в бою, но и сломить морально, лишить воли к сопротивлению. Он как змей-искуситель, нашептывает нам на ухо слова малодушия и покорности.»

— Чего и стоило ожидать от этой авантюры, — печально подытожил Павел Петрович Дессе, указывая кивком головы на раненую Хромцову на записи, а также на число потерь кораблей ее дивизии, высветившихся на тактической карте. Он тяжело вздохнул, и в этом вздохе слышалась горечь поражения. Лицо его осунулось, под глазами залегли глубокие тени. Казалось, за эти несколько часов он постарел на добрый десяток лет.

— Вот что бывает с теми, кто не хочет слушать голос разума, — продолжил адмирал, и в голосе зазвучали нотки осуждения и разочарования. — Агриппина Ивановна самонадеянно и без должной подготовки вывела свои корабли из-за стен «вагенбурга» и тут же за это поплатилась своей жизнью и жизнями своих космоморяков. А ведь я предупреждал ее, просил не торопиться, тщательнее продумать тактику. Но разве ж она слушала? Все твердила о молниеносном ударе, о факторе внезапности. Вот и получила свой молниеносный удар, а вернее собственный разгром.

— Судя по всему, она еще жива, — поправила его вице-адмирал Кантор. Ее голос, обычно твердый и уверенный, сейчас дрогнул и сорвался. Она кашлянула, пытаясь скрыть волнение, и добавила уже спокойнее: — На записи ясно видно, что Хромцова ранена, но по-прежнему дышит. Возможно, у нас еще есть шанс ее спасти.

— Это запись, Доминика, — возразил Павел Петрович, — скорее всего, к этому моменту Хромцова уже мертва. Ты видела его глаза? Похоже, наш новоявленный контр-адмирал Зубов не из тех людей, кто оставляет врагов в живых. Он предпочитает закрывать вопросы раз и навсегда.

Дессе откинулся на спинку кресла, устало прикрыв глаза. Ему казалось, что весь мир рушится, проваливаясь в черную бездну. Еще вчера они были полны надежд, верили в свои силы, в мощь объединенной эскадры. А сегодня? Сегодня их корабли гибли один за другим, а лучшие адмиралы либо погибали в безнадежных атаках, либо в панике отсиживались за силовыми щитами «вагенбурга».

— Черт возьми, да этот лейб-линкор адмирала Зубова просто непобедим! — между тем воскликнул великий князь Михаил Александрович, которого судьба какой-то там Хромцовой волновала сейчас меньше всего. Глаза его лихорадочно блестели, на скулах проступили красные пятна. Он весь словно горел в огне возбуждения и страха.

— «Паллада» не продержалась в противостоянии с ним и нескольких минут! Вы видели, как этот монстр притянул ее к себе магнитными тросами? Буквально играючи… О, это было ужасающее зрелище! Кто из всего количества модернизированных кораблей нашей эскадры способен противостоять такому великолепному флагману? Мне кажется, что этот проклятый Демид Зубов на «Москве» и один сможет победить весь наш объединенный флот!

Страх, дикий, неконтролируемый страх — вот что двигало сейчас князем. Страх перед непобедимым врагом, перед неумолимой силой, сметающей все на своем пути.

— Не мелите чушь, Михаил Александрович, — не выдержал адмирал Карл Юзефович и, гневно сверкнув глазами, обрушился с гневной тирадой на растерянного князя. — Ваш страх перед этим выскочкой Зубовым бежит впереди рассудка. Вы так натурально изображаете панику, что и сами начинаете в нее верить. Опомнитесь! Как один корабль может уничтожить целый флот, тем более такой огромный, как наш?! Это же абсурд!

Карл Карлович подался вперед к экрану, и от его взгляда не укрылись испарина на лбу великого князя, его трясущиеся губы. «Боже, да он же сам себя накрутил до полусмерти», — с горечью подумал адмирал. Вот до чего довел всех этот мастер психологической войны! До истерик и потери веры в себя и своих товарищей.

— Согласен, физически не может, — пробормотал князь, несколько смутившись, под гневным взглядом Юзефовича и остальных, — но вселить страх в сердца наших космоморяков вполне себе способен. И доказательством моих слов является то, что ни один из адмиралов с нашей стороны до сих пор не ответил на вызов Зубова.

На этом месте Михаил Александрович запнулся, словно споткнувшись о собственные слова. И внезапно осознал всю постыдность произнесенного. Ведь и он, великий князь, потомок славной династии, один из командующих союзной эскадры, он тоже не спешил принимать вызов Зубова. Михаил Александрович театрально застонал и закрыл лицо руками. Пусть другие, храбрецы и безумцы, рвутся в бой…