Самсонов упивался этой мыслью, предвкушая грядущие победы. Он представлял, как враги, сломленные и деморализованные, разобьются о неприступные бастионы его твердыни. Как их корабли, объятые пламенем, рухнут на планету подобно метеорам. Как на улицах городов-полисов вспыхнут триумфальные огни, возвещая о его окончательной победе…

Как мы помним, еще один серьезный бонус появился в руках у Самсонова. Этим бонусом оказалось Завещание покойного императора Константина Александровича — именно официальное завещание, заверенной подписью монарха и ратифицированное Государственным Советом. Для диктатора-регента это было немаловажно, ибо, во-первых, вопрос легитимизации его фигуры и должности до сих пор в умах обывателей оставался в подвешенном состоянии.

Иван Федорович отлично сознавал уязвимость своего положения. Да, в его руках была реальная власть, подкрепленная плазменными штыками и палубными пушками кораблей. Но в глазах значительной части правящего сословия он по-прежнему оставался узурпатором, самозванцем, присвоившим не принадлежащий ему по праву титул. Одной грубой силы было недостаточно, чтобы заставить людей искренне поверить в законность его притязаний.

Главный же соперник нашего адмирала-регента — первый министр Граус такой легитимностью, к сожалению, обладал. Так вот — публикация текста данной завещания должна была подорвать доверие к Птолемею, снеся его с политического Олимпа за то, что он подделал столь важный документ… Самсонов предвкушал, какой эффект произведет это разоблачение. Как рассыплется, подобно карточному домику, вся пропагандистская конструкция первого министра. Как в одночасье рухнет его репутация верного слуги Российской Империи и закона…

Пока, благодаря всем своим действиям Ивану Федоровичу удавалось сохранять к себе лояльность. Кто бы и как из представителей высшей аристократии не относился к Самсонову, все-таки большинство простого колониального населения сектора контроля Российской Империи пока достаточно нейтрально, а иногда и положительно воспринимало его верховную власть.

Диктатор-регент прекрасно понимал, сколь важно поддерживать этот кредит доверия. Он осознавал, что его реальная сила зиждется не столько на штыках и орудиях, сколько на расположении и поддержке простых людей. Тех миллионов колонистов, что населяли бесчисленные планеты и станции на просторах российского сектора контроля пространства. Командующий Черноморского флота по-прежнему был окружен ореолом святости и непобедимости еще со времен русско-османской войны…

Кстати, пользуясь этим самым доверием, диктатор приказал провести дополнительный рекрутский набор в подконтрольных ему звездных системах. У Самсонова скопилось большое количество новых, а также трофейных «призовых» кораблей, захваченных после битв с Илайей Джонсом и вице-адмиралом Хромцовой. Вот только верных экипажей командующему явно не хватало…

Приказ о мобилизации был встречен населением с пониманием и одобрением. Патриотический подъем, рожденный победами Черноморского космофлота, гнал под знамена Самсонова толпы добровольцев…

Пока же шел набор и подготовка нового космического флота, Иван Федорович все это время предавался безудержному веселью и пьянству. Его, ставшие печально знаменитыми, ночные пиры, скорее напоминающие собой оргии, стали постоянным явлением на флагманском линкора «Громобой».

Казалось, адмирал-регент поставил себе целью переплюнуть по масштабам кутежей и разврата даже пресловутых римских цезарей земного периода. Дни и ночи напролет в конференц-зале текли реки вина и звучала разудалая музыка. Сотни гостей, принадлежащих к новой высшей аристократии Империи, собирались здесь, дабы засвидетельствовать почтение своему патрону и, если повезет, урвать кусочек власти и влияния.

Самсонов купался в этой атмосфере всеобщего подобострастия и лести. Он упивался своим могуществом, безнаказанностью, возможностью творить любой произвол. На этих безумных пирах рушились судьбы, заключались тайные сделки, вершились судьбы. И горе было тому, кто имел неосторожность перейти дорогу хмельному диктатору или попасться ему под горячую руку.

На одном из своих так называемых пиршеств Иван Федорович, изрядно налакавшись неразбавленного деметрийского вина, в очередной раз стал хвастаться своей «беспримерной» храбростью.

— Я абсолютно не боюсь погибнуть в битве, — смело заявил, еле державшийся на ногах от выпитого, диктатор-регент. Его лицо раскраснелось, глаза лихорадочно блестели, голос гремел под сводами пиршественного зала. Казалось, еще немного — и он сам ринется в бой, дабы подтвердить свои слова делом.

— Путь настоящего адмирала Российской Империи должен быть окончен именно в горниле космического сражения и нигде больше! — продолжал Самсонов, потрясая бокалом с вином. Брызги рубинового напитка летели во все стороны, окропляя застывших в почтительном молчании офицеров и министров-царедворцев. — Встретить смерть на капитанском мостике, среди ревущих орудий и лопающихся силовых щитов — что может быть прекраснее для русского адмирала?!

Гости одобрительно загудели, спеша засвидетельствовать свое восхищение бесстрашием своего повелителя. Они и сами охотно приняли бы столь славную кончину… если бы не одно «но». Каждый в этом зале отлично знал, сколь призрачны шансы диктатора-регента действительно оказаться в эпицентре битвы. Уж слишком берег он последнее время свою драгоценную жизнь, предпочитая руководить сражениями из третьей «линии» построения…

— Единственное, чего я опасаюсь, — это быть подло убитым в спину, — внезапно сменил тон Иван Федорович. Бахвальство в его голосе сменилось горечью, почти детской обидой. — Я неуязвим и недосягаем для многотысячных вражеских флотов, но беззащитен перед выстрелом подосланного убийцы…