Долгополову стало жутко. «Бежать… бежать… Только бы деньги! Только бы…» — в отчаянии думал он.

— Принеси, князь, еще… одну бутылку… последнюю, — взглянув на часы, вяло попросил Ермилов совершенно трезвым голосом.

Долгополов кивнул и вышел. Не успел он отойти от дверей, как сзади раздался выстрел:

8

Затишье на границе наступило как-то сразу. Японцы вдруг притихли, потом исчезли в одну ночь. Пограничная полоса опустела, снежная пелена лежала на ней непривычно свежей, нетронутой. Но Рощин боялся верить, что враг отступил, а не притаился. Он все так же заставлял разведчиков сутками не спускать глаз с «мертвой» полосы, был строг ко всем упущениям бойцов.

Как-то осматривая хозяйство вычислителей, Рощин расслышал вдруг, в приборе еле различимые захлебывающиеся звуки.

— Кто проверял прибор? Когда? — беспокойно спросил капитан.

— Вчера, командир взвода, — прибористка испуганно встала.

— Я не проверяла вчера, — смущенно возразила Валя. — Последний раз проверяла десятого.

— Сегодня шестнадцатое. Шесть дней. Промежуток небольшой… А вы зачем докладываете неправду? — обратился Рощин к прибористке.

— Я думала, что товарищ младший лейтенант проверяла, — шепотом ответила та и неожиданно расплакалась. — Я думала — для младшего лейтенанта лучше будет.

— Своеобразное понимание товарищеской взаимовыручки, — рассердился Рощин.

Валя села к аппарату. Результат проверки испугал ее: прибор давал большую ошибку. Контрольная запись последней ревизии показывала, что аппарат тогда был в порядке.

«Что случилось?» — мучительно думала Валя, ловя на себе чужой, осуждающий взгляд Рощина.

Торопливо отдав девушкам необходимые распоряжения, она вышла из каземата, забралась в крытую машину и дала волю слезам. Прикусив до боли нижнюю губу, Валя часто всхлипывала и быстро, словно боясь постороннего взгляда, вытирала глаза. Как могло случиться, что прибор стал врать? Этого не могло произойти без причины. Значит, неосторожность?.. Всего несколько дней назад прибор был верен. И вот тебе! Сколько дней работы пошли насмарку!

Печальные размышления Сергеевой прервала Анастасия Васильевна. Она привела смущенную и растерянную прибористку.

— По вашему приказанию явилась! — пробормотала девушка привычную фразу.

— А я вас не вызывала, — Сергеева всхлипнула.

— Ой, товарищ лейтенант! Валечка! Что я наделала? — прибористка, спрятав лицо в Валиных коленях, горько заплакала.

— Ну, это, уж совсем, ни к чему! — сердито заметила Анастасия Васильевна.

— Помните ту ночь, когда японские самолеты нарушили границу и бросали деревянные бомбы? — немного успокоившись, заговорила девушка. — Кто-то от дверей крикнул: целым полком летят! Я выключила прибор, и тоже побежала смотреть. Сперва прошмыгнула тройка разведчиков. Потом звеньями средние бомбардировщики. Первое звено отпикировало на Волынку, а остальные продолжали углубляться на нашу территорию. Товарищ младший лейтенант Новожилов подал команду: «Закройсь!» Я вернулась к прибору, а на нем вот такой кусок земли. Наверное, обвалился с потолка, — продолжала прибористка, постепенно успокаиваясь. — Я убрала и включила прибор. Он вначале вроде забарахлил, а потом — наладился. Да разве услышишь его ухом? Это только товарищ капитан может. Я хотела доложить вам сразу и забыла, закричали: наши летят! Я снова выключила прибор и как дура выбежала смотреть. Вот и все. А сегодня, когда капитан спросил, я все поняла. Думаю, подвела командира взвода, — прибористка тяжело вздохнула.

В землянке притихшие бойцы встретили Сергееву виноватыми взглядами.

— Ну что, девушки? Вам унывать нечего, — проговорила Сергеева. — Виновата в этом я, получу взыскание или еще что там.

— А почему она так сделала? — зашумели девушки. — Сегодня один соврет, завтра другой, а там третий напутает и не скажет — как тогда работать? Поставим вопрос на комсомольском собрании! — заключила Соня Давыдова.

— Правильно! Почему капитан сразу заметил, а та сидела пять дней и не могла догадаться?

В землянку медленно вошел Петр Варов. Он был бледен, глаза его лихорадочно поблескивали. После того, как было получено разрешение оставить его при части, Рощин назначил Петра связистом и временно запретил посылать на передовой пункт.

— Что же вы натворили, д-дивчатки! — сказал он, присаживаясь. В последнее время он при волнении стал заикаться. — Это з-значит: мушку с-сбил — и с-стреляй по врагам? Да? Вы понимаете, что это значит? Они радуются каждому нашему несчастью, малейшему промаху. А твоя н-нерадивость помогает им радоваться, — зло посмотрел он на прибористку. — Упало, ударило, з-забыла! Они не забыли убить Рязанцева, Федина, Митченко, с-сотни. Да как же вы после этого можете говорить з-з-за… з-з-за…

— Успокойся, успокойся, Петя! — не стесняясь подруг, обняла его за плечи Соня. — Мы строго обсудим и накажем. Правда-правда!

Петр ласково взглянул на Соню и улыбнулся.

Поздно вечером Сергееву и Давыдову вызвал Бурлов.

Когда Валя доложила, почему работа прибора нарушилась, он задумался.

— Обязательно надо сделать навес над прибором. А то может быть и хуже: артиллерия трахнет — земля подпрыгнет, и не только комья полетят. И прибор нужно проверять, по-моему, чаще.

— Товарищ капитан, Давыдова дельную вещь предлагает. Хотя усовершенствование приборов инструкцией и запрещено, но это необходимо: надо включить в пульсатор отдельный вольтметр, малейшее изменение напряжения видно будет, как в зеркале. Тогда и проверять не надо.

— Это и в самом деле хорошее предложение. Через часок придет капитан Рощин, посоветуюсь с ним. Ну что же, если ко мне вопросов мет, можете идти. А про этот случай вам, товарищ Сергеева, придется доложить коммунистам, а Соне — на комсомольском собрании. Это не для острастки, а чтобы и другие лишний раз посматривали на свое рабочее место, проверяли. Случай нехороший.