— Что предпринято?

— Обстреливаю переправы, части готовятся к контрудару…

— Немедленно ураганный огонь и вперед! — выкрикнул Сато. — Контрудар нанести флангами, переправившегося противника уничтожить. Здесь, здесь, здесь! — тыкал он пальцем в карту.

Огневой налет продолжался двадцать минут. К удивлению обоих генералов, русские почти не отвечали на него. Это обычно бывает в двух случаях: либо противник застигнут врасплох и подавлен, либо огонь не приносит ему вреда. Возлагая надежды на первое, командующий приказал бросить на фланги по усиленному полку с танками. Но, как только части пошли на сближение с русскими, двухъярусный бетонный каземат командного пункта дивизии слегка вздрогнул и загудел. Из долины, в которой только что скрылись войска, словно из кратера вулкана, вырвался угрожающий гул и густые тучи дыма.

Поняв, что судьба уготовила ему худшее, Сато приказал бросить в бой сосредоточенный на восточной окраине Мулина дивизионный резерв.

— Разрешите взорвать мост через Мулинхэ? — обратился к командующему генерал Масадзи. — Это сделает войска более стойкими.

Сато утвердительно кивнул головой. Адъютант командира дивизии поклонился и быстро вышел из каземата. В это время случилось что-то необъяснимое. Из тыла в Мулин ворвались, точно выросшие из-под земли, тяжелые советские танки и густые цепи пехоты. Ведя на ходу огонь, они устремились к перевалу. Вышедший на хребет резерв заметался между двумя стенами огня и ринулся к мосту через Мулинхэ.

Сато был ошеломлен. Его сознание отказывалось понять происходящее.

— Советские танки! — невольно выдохнул он. — У вас в тылу советские танки! Куда смотрели ваши войска? — в полном негодовании закричал генерал.

Но вместо ответа глухо, словно в бочке, раздался выстрел. Оглянувшись, Сато увидел повалившегося на стол командира дивизии «Каменное сердце» генерала Масадзи. В руках у него дымился пистолет, со стола сбегали струйки крови.

Внизу, против командного пункта дивизии, стояла грузовая автомашина. В ее кузове виднелись затянутые брезентом ящики со взрывчаткой. В ближайший из них от кабины был вставлен взрыватель. От его предохранителя к шоферу тянулся проволочный шнур. У машины — полуторатонной бомбы, облокотившись на крыло, стоял щеголеватый капитан в полной парадной форме. Он лениво курил сигарету и безучастно смотрел на мост через реку. Его лицо выражало скуку. Неожиданно по крутому скату высоты сверху скатился адъютант командира дивизии «Каменное сердце». Он приблизился к стоявшему все так же неподвижно офицеру, тронул его за плечо и молча кивнул головой. Не проронив ни слова, офицер медленно натянул кожаные перчатки, бросил окурок и забрался в кабину.

— Спокойной смерти! — проговорил адъютант, низко кланяясь.

Офицер тронул машину и, набрав бешеную скорость, ринулся к мосту.

* * *

Захватив Пограничную, две сотни пленных и сдавшийся без боя батальон лейб-гвардии генерала У Пейфу, полк Свирина весь день и следующую ночь преследовал отступающие на Мулин остатки двух полков Сто двадцать четвертой дивизии. Японцы отходили быстро, прикрываясь на всех выгодных рубежах маньчжурскими отрядами, подпертыми с тыла заградительными командами смертников. Главную группировку отступающих полк настиг только на рубеже Мацяохэ — Сочинцзы.

В первой же атаке полк Свирина потерял два танка, полсотни бойцов и вклинился в оборону противника всего на двести-триста метров. Взорвав два моста через глубокие овраги и выставив вдоль единственной шоссейной дороги дивизион горных орудий, японцы оборонялись отчаянно, огонь вели с дальних дистанций и прицельно, избегая ближнего боя и рукопашной.

Свирин понял, что без больших потерь взять Мацяохэ в лоб не удастся. Обругав японцев «пройдохами, трусами и самураями», подполковник оставил под Мацяохэ один батальон для демонстрации, с остальным составом полка и танковым батальоном перевалил через километровой горный массив Иояньшань и вышел в тыл Мацяохской обороне. С перевала хорошо были видны японские траншеи, бетонированный эскарп, артиллерийские окопы и даже засевшие в оврагах солдаты-истребители. На позициях творилась суматоха, по дороге к станции Сочинцзы, прячась за насыпью железной дороги, спешно отходили пехота и танки.

— Разгадали, самурайские души! — рассмеялся Свирин, словно бы он играл с японцами в какую-то веселую игру. — Это все из-за твоих громыхал! — недовольно заметил он командиру танкового батальона.

— Начинай, не уйдут: догоню, отозвался танкист. — Если только не успеют уйти за Мулинхэ и взорвать мосты.

Подполковник хотел ударить по Мацяохэ всеми силами, но в это время со стороны Мулина докатилась густая артиллерийская канонада.

— Японцы бьют, — прислушиваясь, проговорил Свирин. — Не иначе нашу дивизию встречают.

— Крепко гвоздят, — казалось с завистью отозвался танкист. — Зато мы этот батальон добьем, — с ехидцей добавил он, бросив быстрый взгляд на Свирина.

— Знаю, что делаю! — вдруг рассердился подполковник. — Не батальон, а станция Сочинцзы важна с ее укреплениями… A-а, черт! Оставляй, танкист, мне одну роту, на остальных забирай второй батальон и дуйте с комбатом в Мулин!

— Это дело! — оживился танкист. — Орлики! Слушай команду.

Перегруппировав подразделения, Свирин подал сигнал оставленному с фронта под Мацяохэ батальону. Рота танков ринулась вниз к японским позициям. Бой был короткий, но жаркий. Японцы дрались насмерть. Не выдержав удара, начали беспорядочно отходить на Сочинцзы. На позициях осталась вся артиллерия, в городке — полторы сотни раненых, штабные автомашины и восемнадцать танков, с выведенными на броне иероглифами: «Вперед — на Урал!»

* * *

Из Новоселовки Рощин выехал на разведку маршрута к Мулину для средней и тяжелой армейской артиллерии. Майор за последние двое суток почти не спал и сейчас время от времени устало ронял голову — «клевал носом». Ему не мог помешать даже отчаянный лязг гусениц танка. Ударяясь головой о магазин пулемета, Рощин тяжело поднимал веки. Крепко стискивая зубы, встряхивал головой и покрасневшими глазами взглядывал в смотровую щель на рябившую дорогу.