— За рекой… Не видно, пока, а, наверно, уже переправляются на эту сторону, — быстро заговорил Петр. — Мост-то японцы взорвали.

— Петр! — чуть внятно, но отчетливо проговорил юн. — Я знаю… верю, но смотри, чтобы не вышло как-нибудь, что мы…

— Федор Ильич! — захлебываясь, воскликнул Варов. — Нас они не возьмут. Боеприпасов хватит. Вот-вот наши подойдут!

— Жжет… — поморщился Бурлов. — Дай воды.

— Потерпите, товарищ майор, — жалко отозвался Петр. — Немного стемнеет, принесу…

— Ничего, ничего… Я не сильно… — Федор Ильич снова потерял сознание.

Когда начало темнеть, Петр захватил тройку японских гранат, пистолет, фляги и выбрался из дота. Было тихо. Вдали, внизу, поблескивала широкая лента реки, редко-редко хлопали выстрелы. Над Муданьцзяном слабо отсвечивало зарево.

Ползком перебравшись через расчищенный сектор обстрела, Варов бесшумно скользнул во влажные от вечерней прохлады кусты. Понаблюдав несколько минут за дотом, прислушиваясь к тишине, направился в лощину. Он спускался медленно, но с каждым шагом чувствовал все большую дурманящую усталость. Сердце билось тяжело и учащенно, тело покрывалось испариной. «Не хватало еще и мне свалиться!» — недовольно думал Петр, пересиливая желание сейчас же улечься на земле.

Наконец, он вышел на небольшую поляну. На ней валялись несколько разбитых автомашин, почерневшие ящики, изуродованные трупы. «Наши залпом накрыли, — догадался Петр. — Где-нибудь должен быть здесь родник…»

Вдруг раздался тихий стон. Прислушавшись, Петр расслышал приглушенный плач.

Если бы Варов услышал вой, рев, даже пальбу, он бы прошел мимо, но этот тихий плач, в котором не слышалось ничего другого, кроме тоски, поразил его.

Сняв курок с предохранителя, Петр подкрался к машине: распластавшись на земле лежал японец. Его ноги были придавлены кузовом автомобиля. Лежа на спине, он смотрел в небо и тихо плакал. Появление Варова, казалось, не удивило и не испугало его. Он слегка повернул голову и взглянул на Петра. В его взгляде стояли покорность и смирение.

— По вашим обычаям тебя бы пристукнуть нужно, — не зло проговорил Варов, засовывая пистолет в карман. — Угораздило тебя! И к своему будде не вырвешься…

Обойдя машину, Варов понял, что без лома или домкрата ему не справиться. Он присел около лежавшего все так же с закрытыми глазами японца и толкнул его в плечо.

— Проснись, тэнси[37]! — окликнул он. Японец ошалело выкатил глаза и теперь с испугом смотрел на Петра. — Домкрат есть? — спросил Варов, выразительно показывая руками.

Японец лежал неподвижно, бессмысленно моргая глазами. Варов еще раз нетерпеливо показал солдату, что ему необходимо. Наконец тот слабо поднял руку и указал на задок машины. Японец неотступно следил за Петром, но, кроме изумления, любопытства, Варов ничего в нем не заметил.

— Ты, паря, с изюминкой, — говорил Петр, устанавливая домкрат. — Сейчас я тебя отпущу к будде, а ты меня завтра прихлопнешь? Дзю: сацу[38]! — обратился он к японцу, ткнув себя в грудь. Тот что-то долго соображал. Очевидно, поняв Варова, отрицательно покачал головой. Глаза его снова застлались слезами.

— Ну-ну, не плачь! Как же это Денисович с вашим братом? Сэймэй?[39]

Японец ответил хрипло:

— Киоси… Сайто…

— Сайто? — переспросил Петр. — Ну вот!.. Попробуем вытащить твои ходули…

Поднявшись, Петр почувствовал тошноту. Машина, японец, небо вдруг сдвинулись с места и закружились. На глаза надвинулась черная пелена. «Конец! — подумал Варов. — Он меня добьет!» — И сильно ударился раненым плечом о землю…

* * *

Это был полуобморочный сон.

Где-то за сиявшим плесом в солнечной дали выкатилось прозрачное облачко. Оно вытянулось, приняло человеческие очертания и вдруг улыбнулось до боли знакомо: грустно и радостно.

— Соня… Соня, — шепчет Петр. — Здесь страшно, уходи…

— М-м-м… — раздается где-то совсем рядом тяжелый стон.

— Как же это мне харакири не сделал, самурай?

— Ни-и-нада самурай! — сказал Киоси по-русски.

Он промолвил это с болью, умоляюще. — Ни есть самурай…

— Сам зарежешься? — интересуется Петр.

Шофер отрицательно качает головой.

— Домой надо… Тш-ш… — шепчет он Варову и показывает рукой на поляну. Там ползают два японца и, орудуя ножами, бесшумно добивают раненых. Петр вытащил пистолет и подался вперед…

Острая боль пробудила, сознание. Петр тяжело поднял веки, замотал головой, тревожно взглянул в амбразуру и сейчас, же чуть не вскрикнул от удивления: метрах в шестистах, на сопке виднелся белый флаг. «Неужели сдаются? — тревожной радостью задохнулся Варов. — И ночью наши огня не вели…»