Шрифт:
Это квартира, такая чистая, такая собранная — вот что совсем не похоже на мою жизнь или даже то, что у меня сейчас на голове.
Раннее утреннее солнце ярко освещает мое новое пространство для жизни мягким светом, согревающий деревянный пол под моими босыми ногами. На мгновение я закрываю глаза и наслаждаюсь этим ощущением, впитываю тепло. Я представляю, каково это, быть кем-то настолько любимой, будто меня обвивают руки, пробуждающие внутренний свет. На мгновение солнечный свет становится любовью, и я погружаюсь в него. На мгновение я страстно этого желаю.
Сегодня я сомневаюсь, и виной всему чертова фотография на моей кухне. Та, к которой, мой взгляд прикован со дня моего рождения на прошлой неделе.
Мой взгляд замирает на морщинках от смеха вокруг его широкой улыбки и блестящих глаз. Чем дольше я смотрю на него — на отца, которого я потеряла восемь лет назад, в этот самый день, на прощание, которое так и не успела сказать, — тем тяжелее мне становится дышать. В горле будто что-то горит, и я впиваюсь зубами в нижнюю губу, чтобы унять дрожь.
Когда я отворачиваюсь от единственного лица, которое хочу видеть и одновременно не могу на него смотреть, мои руки дрожат. Я перевожу взгляд на коробки. Их слишком много, они словно башни, что стоят по всей моей гостиной. Все, что я хочу сделать, это погрузиться в распаковку вещей, почувствовать себя как дома. И все же, обыденная задача в сочетании с тяжелыми для меня волнами горя, с которыми за все эти годы я так и не научилась справляться, смешиваются в уродливый беспорядок. Я не хочу рыться в коробках. Я не хочу смотреть на картинки и мечтать о том, чтобы воспоминаний было больше, ведь этого никогда не будет. Я хочу забраться обратно в постель, натянуть одеяло на голову и проснуться завтра, когда всего этого уже не будет.
Честно? Мне бы не помешала улыбка. Что-то такое мягкое и искреннее, что напомнит мне о том, что в этом мире есть добро.
Кофе, пожалуй, самое лучшее, что помогает справляться и единственное, к чему у меня есть быстрый доступ. Поэтому я натягиваю одну из хоккейных толстовок моего брата, засовываю ноги в угги и плетусь по коридору к лифту.
— Придержи лифт, — слышу я голос, и пятьдесят раз нажимаю кнопку закрытия двери, прежде чем внутрь просовывается нос туфли на каблуке. — Привет, соседка, — говорит симпатичная блондинка с другого конца коридора с широкой, сверкающей улыбкой. — Спасибо, что подождала.
— Не за что, — мой взгляд скользит вниз, отмечая ее роскошный плащ и красную подошву ее туфель.
Лабутены? Она прикалывается?
Она снимает красную кожаную перчатку и протягивает руку с безупречным маникюром.
— Эмили.
Я беру ее за руку, пытаясь спрятать маникюр трехнедельной давности.
— Дженни.
— Подруга Гаррета.
Нет.
— А ты его подружка для перепихона.
Она подмигивает.
— Только в те дни, которые заканчиваются на «А». — Лифт останавливается, и Эмили нежно сжимает мое предплечье. — Мне на парковку, так что, думаю, здесь мы и попрощаемся. Так приятно было познакомиться с тобой, Дженни. Увидимся.
— Пока, Эмма.
Она удерживает мой взгляд, слащаво улыбаясь.
— Эмили. Если вдруг снова забудешь, наверняка услышишь, как Гаррет прокричит его посреди ночи.
Я показываю язык, когда она начинает исчезать за закрывающимися дверями, и она показывает свой в ответ.
Фу. Разве я уже не говорила, что не хочу знать, как звучит этот мужчина во время оргазма? Я совершенно точно планирую сделать вид, что мы незнакомы, когда мы будем пересекаться.
Как сейчас, например. Блять.
— Дженни?
Мои глаза встречаются с глазами Гаррета, и мое тело движется быстрее, чем когда-либо, пытаясь занырнуть за стену. Давайте забудем, что я не хочу видеть, как он выходит из квартиры моей новой соседки. Я не хочу, чтобы он видел меня в таком виде. Этим утром я уже поговорила с Картером, втирая ему какую-то чушь, что «я в порядке». Он с трудом этому поверил и неохотно согласился заехать за мной лишь вечером, чтобы поужинать вместе вместо того, чтобы приехать во время нашего разговора. Мне не нужно, чтобы моя нянька бежала и разбалтывала моему старшему брату, что его младшей сестренке совсем плохо.
— Дженни? — Гаррет зовет снова, звук уже ближе. — Ты прячешься? Ты же знаешь, что я тебя уже видел, да?
Я зажмуриваю глаза, прижимаюсь к стене. Когда я прочищаю горло, я приоткрываю одно веко.
Передо мной стоит светловолосый огромный парень в точно такой же толстовке, как у меня. Его волосы растрепаны и спрятаны под бейсболкой, и в руках у него подстаканник с горячими напитками из того самого кафе, в которое я направляюсь. Чем дольше его пристальный взгляд скользит по мне, тем более явно на его лице читается недоумение.