Шрифт:
— О, привет, Гаррет. Не заметила тебя. — Я выпрямляюсь, одергивая подол своей толстовки, и его взгляд оказывается на моих пижамных штанах. Я указываю на напитки и выдавливаю смешок. — О, и мне захватил?
Он пялится мне в глаза, хмурится, и я буквально слышу вопрос, что так и хочет слететь с его языка, «Ты в порядке?». Он, вероятно, переосмысливает свои слова, потому что чаще всего меня боится.
— Э-э, вообще-то, да, — он подпирает один стакан своим локтем, а оставшиеся два протягивает мне. — Эти для тебя.
Я смотрю на напитки, потом на него.
— Что?
— Для тебя.
— Я не… Я не понимаю.
Гаррет откашливается в свою руку.
— Я знаю, что прошлая ночь была для тебя первой, и я знаю, что сегодня… — его глаза мерцают, когда я сглатываю. — Я знаю, что сегодняшний день может быть тяжелым, поэтому я подумал… что тебе не помешает немного кофеина. Но я не знал, любишь ли ты кофе, поэтому на всякий случай купил тебе еще и горячий шоколад, — он ставит подстаканник мне на руки и гладит себя по затылку. — На нем взбитые сливки.
— Это, гм…
— Ничего особенного. Я был там и просто подумал… о кофе.
— Я люблю кофе. И горячий шоколад, — черт, у меня комок в горле. — Спасибо, Гаррет.
Его щеки расплываются во взрывной улыбке, освещающей все его лицо. Это так заразительно, что я тоже почти улыбаюсь.
— Круто. Да, круто, — он взмахивает рукой в воздухе. — Без проблем.
Гаррет неторопливо возвращается в вестибюль. Поскольку идти больше некуда, я плетусь рядом с ним.
— Итак, э-э, куда ты собиралась?
Я поднимаю напитки.
— Выпить кофе.
— В пижаме?
— Да, в пижаме. Тебя что-то не устраивает, приятель?
Широко раскрыв глаза, он мотает головой. Он колеблется перед лифтом.
— Итак, теперь, когда у тебя есть кофе, ты…?
— Возвращаюсь наверх.
— О, я тоже, — его взгляд перебегает от меня к лифту, обратно ко мне, затем на пол, и когда он останавливается на мне, мы слишком долго молчим.
— Я пойду по лестнице, — кричим мы одновременно, сталкиваясь друг с другом, когда поворачиваемся к выходу на лестницу.
— Ты собираешься подняться пешком на двадцать первый этаж?
Я ставлю руку на бедро.
— Это называется физическая активность. А ты на двадцать пятый этаж. Какое у тебя оправдание, здоровяк?
— Я боюсь лифтов, — выпаливает он, затем краснеет.
Я приподнимаю бровь.
— Правда?
— Да, ужасно, — он сглатывает, глядя в конец коридора на лестницу, а затем делает что-то странное. — О, но на самом деле… А-а-а-а, — он хватается за колено и стонет. — Я ушиб колено. Ударился, когда ходил за кофе.
— Вау. Тогда, наверное, тебе стоит воспользоваться лифтом.
— Может, это и к лучшему, — он потирает колено и шипит от притворной боли. — Думаю, я могу на денек забыть о своих страхах.
Это происходит на самом деле? Он знает, что актер из него никакой?
Когда я нажимаю кнопку, лифт открывается, и я заталкиваю Гаррета внутрь.
— Спасибо за кофе. А, Гаррет?
— Да?
— В хоккей ты играешь лучше, парниша.
* * *
Коробка в моей руке кажется незначительной рядом с экстравагантным букетом и огромным завтраком на маленьком столике — признаки того, что Картер уже побывал здесь. Я знаю, что Хэнк в любом случае оценит этот жест.
— Это моя любимая девочка?
Я иду на его усталый голос и нахожу его в кресле-качалке у окна.
— Только я. — Он улыбается, и я целую его в щеку прежде, чем сесть рядом. Перед ним прекрасный вид: высокие деревья и зелень, виднеются вершины гор, украшающие горизонт Северного Ванкувера даже посреди этой унылой осени.
— Ты моя любимая. И твоя мама. И Оливия. И Кара тоже, немного.
— Не хочу говорить тебе, Хэнк, но, если ты называешь кого-то «любимой», она должна быть важнее остальных.
Он хмурится.
— Ты знаешь, я не могу. Я люблю вас всех.
— И мы все тебя любим, — я ставлю маленькую коробочку на стол, поднимаю крышку, и в воздухе появляется сладкий запах корицы. — Я принесла тебе булочку с корицей.
Его глаза блестят, когда я разрезаю липкое месиво и одной рукой беру тарелку, а другой вилку.
— Ты моя любимая, — он указывает за наши спины. — Картер перед уходом приготовил тебе капучино.
Я нахожу еще теплую кружку и обхватываю ее руками, жадно вдыхая аромат кофе. Я улыбаюсь, глядя на коричневую сердцевину на молочной пенке. Картер любит большие, громкие жесты, но порой именно эти крошечные, едва заметные знаки внимания согревают мое сердце сильнее всего.