Шрифт:
— Думаю, я просто хочу чувствовать, что у меня есть место в этом мире, что люди любят меня такой, какая я есть.
— Но тебя любят, — возражает Гаррет.
— Не совсем. Все, кто важен в моей жизни, пришли через Картера.
— И что? Ну, я понимаю о чем ты. Но лишь потому, что они нашли Картера первыми, не значит, что они не любят тебя за все, что в тебе есть. Я точно знаю, что Оливии и Каре очень повезло с тобой. Ты сомневаешься в этом?
Я вспоминаю, как Оливия плакала из-за моего предложения о работе, от мысли о том, что я переезжаю на другой конец страны. Как она, совсем как мама, хочет, чтобы я следовала своим мечтам, но хотела бы, чтобы я смогла сделать это здесь, рядом с ней, с нашей семьей. Я думаю о Каре, которую так легко убедить сохранить наш секрет в тайне не только от Картера, но и от ее мужа. То, как она сжала мою руку и прошептала мне на ухо «если ты счастлива», прежде чем вернуться на вечеринку.
— Они получили двух Беккетов по цене одного, Дженни, и я тоже. Мы все любим тебя такой, какая ты есть, а не за то, кто твой брат. Мне жаль, что кто-то когда-либо заставлял тебя чувствовать, что все, чего ты добилась — это быть сестрой Картера. Это неправда.
Я делаю глоток горячего шоколада, чтобы осмыслить его слова, почувствовать любовь, о которой он говорит, и позволить себе поверить в это. Когда я убираю кружку, Гаррет усмехается.
— Что? — Я провожу пальцем по уголку рта. — Сливки на губах?
Его ладонь обвивается вокруг моей шеи, притягивая меня ближе к нему, его губы касаются кончика моего носа. Когда он отстраняется, его язык высовывается, слизывая взбитые сливки с моих губ. Он сидит сложа руки, терпеливо ждущий, улыбающийся.
Я делаю глубокий вдох и прыгаю в воспоминания.
— Кевин был моим парнем в старших классах. — Моим единственным парнем. — Я даже не знаю, почему он мне понравился. Может, я была легкомысленной. Он был симпатичным, популярным и капитаном нашей футбольной команды. Его все любили. Я думала, что такая особенная, когда он начал ухаживать за мной. Это было вскоре после смерти моего отца, и думаю… может быть, мне не хватало любви, что я потеряла. Было тяжело. Моя мама едва функционировала, а Картер почти не бывал дома. Я знала, что я не одна, но большую часть времени мне казалось обратное. Благодаря Кевину казалось, что меня замечали, он заботился обо мне. — Я сглатываю ком в горле. — Или он вел себя так, будто замечал меня.
Челюсть Гаррета напрягается, кулаки сжимаются. Он думает о том же, что и Картер — что Кевин воспользовался мной, о том, как горе потрясло меня до глубины души. Сейчас я вижу это ясно как день, но тогда я не видела этого. Тогда мы с Картером слишком часто ссорились из-за этого.
— Кевин хотел заняться сексом, но я хотела подождать. Я не чувствовала себя готовой и была напугана. У него был опыт, и он даже был с некоторыми девочками из старших классов. Он сказал, что не против подождать, но это не мешало ему намекать мне на это каждый раз, когда мы оставались наедине. К концу выпускного года я чувствовала лишь давление с его стороны. Давление, вынуждающее пропускать занятия, пить с друзьями, заниматься сексом, как все остальные, просто… вписываться в тусовку.
Острая боль глубоко пронзает мою грудь, каждый вдох становится тяжелее предыдущего. Кончики пальцев Гаррета скользят по моей шее, и ослабляют напряжение настолько, что я снова могу дышать.
— Кевин начал намекать, что ему становится скучно, что он мог бы пойти куда-нибудь еще, чтобы получить то, что он хочет. Сейчас я бы послала его, но тогда я слишком боялась остаться одна. Однажды вечером, когда его родителей не было дома, он устроил большую вечеринку, и все уговаривали меня выпить.
В глазах Гаррета вспыхивает ярость. Таким я его еще не видела, и я его понимаю. Я была и продолжаю придерживаться отказа от алкоголя. Никому не нужен предлог, чтобы сделать это, но алкоголь украл у меня моего отца — и это более чем достаточная причина, чтобы перестать пить. Тогда мои «друзья» не уважали это, и это должно было быть достаточным предупреждением для меня.
Но хуже всего?
— Это случилось через пару дней после годовщины смерти моего отца. Картер был на десятидневном выезде, и я просто… боролась. Я устала. Я хотела забыть. — Гаррет обнимает меня за талию, притягивает к себе, и я кладу голову ему на плечо. — Я не знаю, что я пила. Пахло бензином и жгло, как огонь. Я поднялась наверх с Кевином, и мы дурачились на его кровати, и я сказала, что хочу заняться сексом.
— Ты не хотела, — впервые заговаривает Гаррет. Он смотрит на меня, и мое лицо смягчается. — Ты не хотела заниматься сексом. Ты просто хотела почувствовать что-то другое. И он воспользовался этим.
Много лет разделяют Гаррета сейчас и Кевина тогда, но лишь этот мужчина рядом со мной мужчина. Настоящий мужчина. То, что я чувствовала прошлой ночью, — это то, что я чувствовала много лет назад. Я хотела чувствовать что-нибудь еще, кроме гнева, обиды, предательства, поэтому я предложила Гаррету последнюю частичку своего тела в надежде, что он избавит меня от этих чувств, поможет мне почувствовать что-то другое.
И он отказал мне.
Он видел мои переживания и вместо того, чтобы воспользоваться мной, дал мне то, в чем я нуждалась. Терпение, сострадание, связь. Одним простым действием он укрепил то, что я и так знала: что я могу доверять ему.
— Казалось, что это продолжалось вечно. Он сказал, что хочет, чтобы мне было хорошо. В то время я думала, что это мило, что он просто хотел убедиться, что мой первый раз был приятным.
Мое горло сжимается, а глаза щиплет от слез, которые вот-вот польются. Я не хочу позволить им сделать это. Я позволила слишком много Кевину.