Шрифт:
Я дергаю коробку ближе — для чего? — и Дженни падает вперед, прижимая нас троих — меня, ее и коробку — к стене. Она пыхтит и тянет. Сильно.
Коробка лопается по швам, самая красивая радуга из фаллоимитаторов и вибраторов взлетает в воздух — богом клянусь — словно в чертовски замедленной съемке. Глаза Дженни встречаются с моими. Они широко раскрыты и полны ужаса, когда особенно огромный ублюдок с присоской бьет меня по лицу. Он с грохотом падает на пол, его длина — почему, черт возьми, он настолько длинный? — качается вверх-вниз и наматывает круги, кружась по твердой древесине, как плохой брейк-дансер.
Дженни леденяще кричит. Обеими руками она толкает меня вдоль стены, из спальни, по коридору.
— Вон! — ее крошечные кулачки колотят меня в грудь. — Убирайся!
— Я, блять, ухожу! — я спотыкаюсь о свою хоккейную сумку и врезаюсь в стену. Восстановив равновесие, я распахиваю дверь, выбрасываю свое барахло в коридор и практически выбегаю из квартиры Дженни, прежде чем дверь успеет ударить меня по заднице на выходе.
— Срань господня, — бормочу я, убирая влажные волосы со лба. Я понятия не имею, куда подевалась моя бейсболка, но чертовски уверен, что не собираюсь возвращаться за ней.
Я почти дохожу до лифта, когда скрипит дверь, и мое сердце колотится от робкого шепота Дженни.
— Гаррет?
Я оглядываюсь через плечо и вижу слабую фиолетово-синюю вспышку, выглядывающую из щели в двери.
— Да?
Она облизывает губы, опускает взгляд, и я едва успеваю расслышать ее слова, прежде чем она хлопает дверью.
— Спасибо за объятия.
Я вытираю руками лицо.
— Ну, я, блять, мертв.
ГЛАВА 5
Не знаю сколько дней я сижу и размышляю о том, куда катится моя жизнь.
Вот она я, сижу в четверг днем на последнем перед выходными занятием. Я учусь на последнем курсе Университета Саймона Фрейзера. Совсем скоро получу степень бакалавра изобразительных искусств на факультете «Танцев», и смогу преподавать в том числе. Мне двадцать четыре, и я наконец приблизилась к мечте, к которой я стремилась всю свою жизнь, вкладывала в нее все силы.
И все же эта жизнь не кажется мне «моей». Будущее на сцене? Не уверена, что хочу этого.
Единственное, в чем я уверена — в том, что хочу пиццу. И, может быть, милого корги, который сейчас прыгает в траве на видео в моем ноутбуке. Многие проблемы разрешились бы, если бы я нашла Принцессу Жвачку.
— На сегодня все. Всем отличных выходных.
Видео с подборкой «самых смешных собак» на Ютубе исчезает, когда я закрываю свой ноутбук и убираю его в сумку на заключительном слове преподавателя.
— Мисс Беккет, — Лия, моя учительница, улыбается и указывает на дверь. — Можно мне прогуляться с вами?
— Конечно. В чем дело?
— На прошлых выходных приезжал мой друг из Торонто.
Я подмигиваю.
— Поразвлекались?
Лия закатывает глаза. Она всего на четыре года старше меня, и однажды я видела ее в баре после одного из хоккейных матчей моего брата. Она была пьяна и сидела верхом на защитнике команды. Она стыдливо покраснела, когда мы пересеклись взглядами. Очевидно, мне не стоило говорить: «Глен Коко, вперед!», — но глубоко в душе я все же так не считаю. Наблюдать за тем, как твоя преподавательница пытается слезть с крупного хоккеиста, чертовски смешно. Когда в следующий понедельник она пришла на занятие, на ней все еще были солнцезащитные очки, и когда я открыла рот, чтобы сказать что-то совершенно неуместное, она захлопнула его ладонью.
Она моя любимая преподавательница, и вам бы она тоже понравилась.
— Ладно, ладно. Слегка, — она прикрывает рот рукой, наклоняясь ближе. — Одно слово: квотербек (прим. позиция игрока нападения в американском и канадском футболе).
— Ты показала ему, насколько ты гибкая?
— Это совершенно неуместно, мисс Беккет, — она останавливает меня, когда я тянусь к двери в танцевальный зал. С широко раскрытыми и хитрыми глазами, она протягивает руки на расстоянии доброго фута между ними. Она надувает щеку и беззвучно произносит, «Чертовски огромный».
Я отвечаю беззвучным криком. Мы с Лией хватаем друг друга за руки и возбужденно подпрыгиваем на месте. Пара профессоров замедляет шаг, бросая любопытные взгляды в нашу сторону, и Лия быстро отпускает меня и прокашливается, и мы заходим в зал.
Здесь тихо, как мне нравится, и внутри меня растекается приятная дрожь.
Я снимаю обувь и свитер, опускаюсь на скамейку.
— О чем ты хотела со мной поговорить, профессор Шалунья?
— Итак, Моника слегла на прошлой неделе…
— Моника? Моника из Национального балета в Торонто, Моника? Та самая Моника?