Солнышко: Мистер «Совсем крошка».

— Почему ты корчишь такое лицо? С кем ты там переписываешься?

В ответ на вопросы Картера я прижимаю телефон к груди, радуясь, что рентгеновского зрения не существует, насколько я знаю. Когда я вскакиваю на ноги, мой стул падает на землю.

— Это моя мама. — Черт, это было так громко. — Я-я-я… — Черт. — Мне пора идти! — Я поднимаю свой телефон повыше и встряхиваю его, по какой-то гребаной причине. — Я нужен ей. Я нужен маме. Я должен… пока!

Я бросаюсь через бар в вестибюль, пальцы летают над экраном.

Я: Мистер «Совсем крошка»? Думаю, совсем наоборот.

Солнышко: Собираюсь лечь спать, чтобы позаботиться о себе. Поговорим завтра.

Я: Не смей, черт возьми.

Я нажимаю на кнопку вызова лифта девятьсот тысяч раз и заваливаюсь внутрь, когда он открывается.

Я: Дженни???

Я: Клянусь богом, если ты прямо сейчас ляжешь спать, я прилечу домой пораньше и разбужу тебя своим членом в твоем чертовом горле.

Солнышко: * эмодзи поцелуя * Доброй ночи, Медвежонок Гэрри.

— Нет. Нет, нет, нет, нет. — По моим венам разливается волнение, пока лифт поднимается. Моя нога не перестает подпрыгивать. Я уверен, что у меня дергается глаз.

Я цепляюсь за двери, когда лифт останавливается, и мне требуется семь попыток, чтобы успешно просунуть карточку в дверную щель. Моя рубашка прилипает к лицу, когда я вваливаюсь в свою комнату, и Дженни отвечает на мой видеозвонок с третьей попытки, потому что она маленькая дрянь, которой нравится заводить меня.

— Мистер Андерсен, — мурлычет она. — Чем обязана такому удовольствию от ночного телефонного звонка?

Я спотыкаюсь о свои ноги, вылезая из штанов, спотыкаюсь вперед и отскакиваю от края кровати.

Хихиканье Дженни наэлектризовывает воздух.

— Что ты делаешь?

— Раздеваюсь. — Дженни краем глаза смотрит на мой член, который высвобождается из моих боксеров и подпрыгивает на месте.

— О боже. Лейтенант Джонсон, похоже, рад меня видеть.

— Он чертовски уверен в этом, и тебе придется бросить мистера «Совсем крошку». Мои пальцы могут трахнуть тебя лучше, чем он. — Я сжимаю основание своего члена и поворачиваю голову. — Теперь сними одежду, солнышко.

Откидывая одеяло, она дюйм за мучительным дюймом обнажает свои звездные изгибы.

— Какую одежду?

Мои глаза закатываются к потолку, когда я стону.

— Боже, я так хочу трахнуть тебя.

Я сбит с толку, когда ее улыбка становится застенчивой. Неужели она не знает, насколько умопомрачительно сексуальна? Я бы продал свою левую руку за VIP-билет «ешь, сколько влезет» в ее Диснейленд. Хотя «ешь, сколько влезет» пока работает чертовски хорошо.

Я перекатываюсь на кровать, ставлю телефон на приставной столик и жду, когда Дженни сделает то же самое.

Она заправляет волосы за уши, совершенно невинное движение, которое заставляет мой член пульсировать. Они длинные и беспорядочные, и я хочу провести по ним пальцами, прежде чем намотать их на кулак и заставить ее смотреть мне в глаза, когда она кончит.

— Итак, э-э, как это… работает?

— Я собираюсь трахать свою руку, пока смотрю, как ты трахаешь свою киску, и я постараюсь не устроить беспорядок, когда кончу. Ты, солнышко, можешь быть такой неряхой, какой пожелает твое сердце.

Дрожь пробегает по ее телу, и она качает головой.

— Две недели назад ты даже не мог связать целое предложение.

— Да, потому что ты горячая штучка и напугала меня до чертиков.

— А теперь ты меня не боишься?

— Нет, не так сильно. Не сейчас, когда я знаю, что могу командовать тобой так же хорошо, но по-другому. — Я наблюдаю, как ее тело краснеет, как светится кожа, порозовевшая от нервных прикосновений, как трепещут ресницы, когда она отводит взгляд в сторону, а затем возвращает его обратно ко мне. — Это тебя заводит. Тебе нравится, как я с тобой разговариваю.

— Ну и ну.

— Что тебе в этом нравится?

Она пожимает плечом.

— Я не…

Чушь собачья. Она притворяется застенчивой, боится сказать это вслух, поэтому я собираюсь помочь ей. Она больше не сможет прятаться.

— Мне нравится, что я могу заставить тебя стесняться. Самая смелая девушка, что я знаю, и я лишаю тебя дара речи. И тогда на твоем лице появляется широкая улыбка, и ты оживаешь, как будто мои слова подстегивают тебя. Ты — лучшее сочетание застенчивости и уверенности, когда ты обнажена, и мне нравится наблюдать, как у тебя это получается.