Подобный вердикт слишком напоминает безжалостную логику Императора, для которого человеческие жизни — лишь разменная монета в его грандиозных планах. Разве не с подобным пренебрежением к людям я и хочу покончить? Стану ли я лучше Альдавиана, если начну действовать его методами? Нет, я должен найти иной путь, остаться верным своим принципам даже перед лицом жестокой необходимости.

Какой бы сложной ни была ситуация, мне нужно помнить — именно человечность делает нас людьми, а не просто орудиями на службе высшей цели. Если я предам эти ценности, значит, Император уже победил, исказив мою душу. Я должен найти решение, которое не запятнает мою честь.

В этот момент в моей памяти всплывает одно из тех воспоминаний детства, что одновременно тревожат и веселят. Однажды Лин, движимая детским любопытством, пробралась в святая святых нашей матушки — её землянку, полную загадочных трав и зелий. В этом царстве ароматов и тайн сестрёнка умудрилась опрокинуть одну из бесчисленных склянок искусной травницы, и воздух наполнился невидимой, но коварной пыльцой.

Последствия не заставили себя ждать: память сестры словно заволокло туманом, стерев всё, что случилось с момента пробуждения. Поначалу это казалось забавным — видеть, как Лин в растерянности оглядывается, не понимая, как очутилась в этом месте. Но наш смех быстро стих, когда на пороге возникла мать. Её взгляд мог быть суровее отцовской оплеухи, особенно когда дело касалось её заповедной обители.

Лишь позже я осознал, насколько близко мы тогда подошли к беде. Землянка матушки таила в себе не только чудеса, но и смертельные опасности. Нам повезло, что Лин не наткнулась на плоды того же растения — они могли не просто затуманить разум, но и ввергнуть в пучину безумия.

Датура — так звалось это растение, чужеродное для нашего языка. Его пыльца, казавшаяся нам тогда лишь источником веселья, на деле была коварным вором воспоминаний, способным украсть часы, а то и дни из жизни человека. Урок, преподанный нам в тот день, я запомнил навсегда: даже самые невинные шалости могут привести к необратимым последствиям.

Сконцентрировавшись, я чётко представил себе форму растения: широкие листья, длинные вытянутые лепестки. Оплетающий Побег, подчиняясь моим мыслям, формирует цветы датуры на лозах, которые спеленали Теней. У стеблей стремительно созревают круглые плоды, покрытые шипами, а длинные цветы, закрученные в спирали, медленно раскрываются.

Вспоминаю детство, когда после нагоняя матушка повела нас в лес, показывая цветы в живой природе и описывая их свойства. Поток Ки усиливается, я направляю его в созданные мной растения, усиливая их эффект. Они наливаются духовной силой.

— Наоки, помоги мне, — обращаюсь к возлюбленной, не отвлекаясь от дела.

Она кивает, понимая меня без слов, и окутывает головы Теней водной сферой. Со стороны наши действия всё больше напоминают казнь.

Тени начинают задыхаться, но я жестом прошу спутницу оборвать действие своей техники. Когда Наоки срывает их воздушную защиту, я усиливаю течение Ки. Цветки датуры разрастаются, вытягиваются и окутывают их головы. Пленники начинают падать один за другим.

— Ты их усыпил? — удивлённо смотрит на меня Наоки.

— Не только. Они забудут всё, что здесь видели, — уверенно отвечаю я.

— Точно? Это стоит проверить.

Подумав, соглашаюсь. Утаскиваю одного из Теней в здание и, приняв облик одного из его товарищей, оставшегося снаружи, привожу его в чувство. В ходе коротко расспроса выясняется, что он ничего не помнит, ни про Джихвэя, ни про события последних двух сток.

Моя задумка сработала.

Вырубив противника, возвращаюсь к друзьям. Вместе мы удаляемся от столицы в один из особняков, принадлежащих другу Кантора, который обещал временно укрыть звёздных детей, пока их не переправят ещё дальше.

В пути, когда Наоки отлучается угомонить расшумевшихся Юна и Лиу, ко мне на повозку подсаживается Текору.

— Рен, хочу с тобой поговорить, — произносит названый брат.

— В любое время, — тепло смотрю на него.

С соседней повозки слышатся крики Юна:

— Мастер, прошу! Я больше не буду, честно, это всё Дзен!

— Ты адепт Водного Дракона! — гремит строгий голос Наоки. — Вздумал детьми прикрываться?! Кто из вас виноват?

— Прости меня, брат, — голос Текору дрожит от едва сдерживаемых эмоций. — Я должен был поверить тебе сразу. Где-то в глубине души я чувствовал, что что-то не так, но… боялся увидеть правду. Просто не хотел… Цеплялся за привычную картину мира, словно утопающий за соломинку.

Я смотрю на Текору, видя в его глазах отражение собственных терзаний, и тяжело вздыхаю.

— Поверь, я прекрасно тебя понимаю. Когда истина впервые открылась мне, я тоже не мог принять её, — моя рука невольно сжимается в кулак при воспоминании о тех днях. — Для меня, выросшего на далёкой окраине Империи, Альдавиан был не просто правителем. Он был воплощением самого неба — вездесущим, всемогущим, непогрешимым.

Я делаю паузу, собираясь с мыслями.

— А теперь… теперь я знаю его как пожирателя невинных душ. Как убийцу моей сестры. Как чудовище, скрывающееся за маской благодетеля. Принять эту правду было… мучительно. Но ещё мучительнее было бы продолжать жить во лжи.