Женя беззвучно собрала и унесла посуду, а он все сидел, расслабившись и погрузившись в себя, и только резкий стук в дверь вывел его из этого состояния.

Пришла Пылевская. Просила Пескишева не сердиться на нее, заверила, что будет честно выполнять свои обязанности.

– Я только что была у ректора. Он порекомендовал мне вместе с вами обсудить все вопросы по работе на кафедре, чтобы между нами не было никакой недоговоренности.

– А какая может быть недоговоренность? Да, я возражал против вас, но теперь, когда вы уже избраны, нам придется работать вместе, - спокойно ответил Пескишев.

– Спасибо. Обещаю, что буду исполнительным и старательным помощником. Надеюсь, что в случае необходимости вы не откажете мне в помощи.

– Бесспорно. Единственное, о чем я хотел бы вас просить, - как можно больше внимания уделить подготовке к лекциям. Студенты - народ зубастый, дотошливый, пересказом учебника авторитета у них не наживете.

– Безусловно! Это же сказал и Антон Семенович. Он обещал помочь мне освободиться от некоторых общественных нагрузок. Я буду очень благодарна вам, если вы побываете на моих лекциях и сделаете необходимые замечания.

– Ну, что же, обязательно побываю. Можете работать спокойно.

Пескишев не был злопамятным. Временами срывался, мог нагрубить, но камня за пазухой не носил. Он не верил, что Пылевская справится с новой работой, но создавать ей трудности не собирался, поскольку любые распри на кафедре бросали бы тень прежде всего на него и порождали дополнительные сложности.

Пылевская ушла успокоенная, Федор Николаевич проводил ее до двери. До консилиума, в котором он должен был участвовать, еще оставалось немного времени, и он снова сел в свое кресло. Вспомнил вчерашний телефонный разговор с женой. Точнее, никакого разговора не получилось: одни упреки и обвинения, и только. Она вновь говорила о том, что ему необходимо возвратиться в Ленинград. Правда, уже не так настойчиво, как прежде. И он догадывался, почему. Сосед по ленинградской квартире, с которым Федор Николаевич дружил, при недавней встрече намекнул ему, что у Галины Викторовны завелся друг дома, с которым она коротает время. Правда, этот человек женат и имеет детей, но дети уже стали самостоятельными, и он готов расторгнуть брак, если Галина Викторовна сделает то же самое. Тогда они смогут пожениться. Ничего необычного и неожиданного в этой новости не было, но Пескишева она огорчила.

18

– Владимир Петрович, что будем делать с постановлением проблемного совета? - спросил Хлыстов Штрайка.

– А вы его еще не подготовили?

– Черновой набросок... Хотелось бы знать ваше мнение.

– Не мудрствуйте. Пишите все так, как было.

– Но ведь никакого решения принято не было. Так, одни разговоры, взаимный обмен мнениями. А от нас требуют постановление.

– Ну, хорошо. Оформите мои рекомендации в виде постановления. Мол, предложенная система прогнозирования громоздка и недоступна широкому кругу практических врачей. Пусть разрабатывают прогностические таблицы.

– Но они уже предлагали одну такую.

– Где? Когда?

– В редакцию нашего журнала, еще в прошлом году.

– Да, да! Что-то припоминаю. Кто писал рецензию?

– Я. Вы тогда еще говорили, что таблица примитивная, не учитывает ряда важных показателей.

– Помню, помню. Ну и что же?

– Признали ее непригодной. Отказали в публикации.

– А вы считаете, что ее надо было опубликовать? - поинтересовался Штрайк.

– Если бы было ваше добро...

– Ничего, пусть поработают. Я лично это не приемлю.

– Хорошо. Надо только информировать министерство.

– А вы не спешите. Никто нас не торопит. Запросят - пошлем постановление, не запросят - пусть полежит.

– Думаете, Пескишев будет ждать? Не сомневаюсь, что он опять туда обратится. Он же одержим своей идеей. Чем больше трудностей, тем больше он будет прилагать усилий, чтобы преодолеть их.

– Вполне возможно. Шустрый мужичок. Затаскает по разным комиссиям. Надо быть готовым... Слушайте, Степан Захарович, да мне ли вас учить?

– Не беспокойтесь, я все беру на себя. А может быть, стоит переиграть? Использовать его опыт, создать свою таблицу и предложить министерству. Честно говоря, в его предложениях есть определенный смысл.

– Так чего же вы тогда выступали против него? Взяли бы и поддержали.

– Возможно, и поддержал бы, если бы он не стал себя противопоставлять нам. А при сложившейся ситуации на мою поддержку он рассчитывать не мог.

– Здесь, Степан Захарович, дело не в амбиции.

– А кто будет бороться за авторитет института, если не мы? Нельзя же позволять такое своеволие.

– Пескишев не та фигура, которая может поколебать наш авторитет в глазах руководства, - недовольно сказал Штрайк и придвинул к себе ворох бумаг.

Хлыстов понял, что аудиенция закончилась, и, пятясь, вышел из кабинета.

19

Совсем недавно Рябинина на кафедре нервных болезней называли просто Сережей. Теперь предпочитали называть Сергеем Андреевичем. Его считали умницей и прочили в будущем должность заведующего кафедрой. Он не возражал, когда об этом ему говорили. Да и сам Пескишев видел в нем единственного своего преемника. Правда, до этого еще было далеко: Рябинин был молод, ему еще предстояло завершить и защитить докторскую диссертацию, но в том, что он ее одолеет, никто не сомневался, и меньше всех он сам.