– В июне, но…

Остановил её жестом. Достаточно. Слишком болезненно. Получается, через месяц с лишним после меня у Полины уже другой мужчина был. И что сестра моя права. Чертовски обидно. Нет, она вовсе не должна была хранить верность мне, но, черт… Через месяц уже. Разочаровываться в очередной раз было больно и горько.

У входа в отделение с молодыми мамами я остановился. Ну, зайду я, что скажу ей? Что с ней не могу быть, но с другими мужчинами ей тоже нельзя? Что-то мне подсказывает, что она будет не в восторге. Меня самого это бесит, не хочу думать о ней, хочу выбросить её из своей головы и жизни, но не выходит.

На стоянке стояла Алиса. Улыбалась. В руках два стаканчика кофе.

– Мне твой секретарь сказала, что ты здесь, я и поехала.

– Ты чудо, – улыбнулся я.

Она ко мне шагнула, пристала на цыпочки, легонько поцеловала меня в губы. Поцелуй мягкий, день студеный, кофе горячий. Могло бы быть идеально, но нет. Оборачиваюсь. Знаю, что там нужное окно, в которое смотреть совсем не нужно. Полина стоит. Словно чувствует, когда я рядом. Так же, как я её. На руках ребёнок, значит, принесли уже.

Алиса видит мой взгляд, но истолковывает его по своему.

– Как малыш?

– Кажется совсем здоровым. Даже не верится, что без операции погибнет.

– Жаль…

Слово жаль совершенно не подходит, оно безликое, оно не выражает ничего. Я кажется все переоценил. Вдруг понял ценность и важность каждого ребёнка, вообще каждого, чужого ли, нет. В тот момент, когда опустил ладонь на живот, в котором сражаясь за жизнь билась маленькая безымянная девочка. Когда увидел её у врача на руках, сморщенная, мокрая, пуповина вниз вьется… Доктор сказала, что если бы не я, они могли бы погибнуть обе. А так даже матку сумели сохранить. Родит потом сына какому нибудь уроду, который её не ценит…

Я не смотрел на неё больше, но чувствовал взгляд спиной, лопатками. Подмывало обернуться снова. О чем она, интересно, сейчас думает?

– Не будем о грустном.

Увлек её к машине, она на такси приехала. Поехала со мной. Щебетала в отеле со всеми, явно чувствуя себя, как дома, в я чувствовал себя так, словно этот дом у меня отнимают. Она ведь идеальная, Алиса. Живая, красивая, не такая искусственная, как многочисленные подружки сестры.

О сестре вспоминать не стоило. Приехала, и тоже в офис. Долго болтала с Алисой в зимнем саду, я надеялся – ко мне не спустится. Хотелось повариться в своих мыслях. Подумать о маленькой девочке. О её матери. Но не повезло, пришла.

– Брат, – улыбнулась входя. – Теперь я вижу, что ты прав был, отвергая мои попытки найти тебе жену. Ты справился лучше.

– Я же ещё не женюсь, – устало сказал я.

Она бухнулась в кресло, с удовольствием вытянула ноги, сбросив с себя образ леди.

– А ты женись. Хватит страдать по тому, чего нет. Жизнь не стоит на месте, она вперёд движется. Нарожаете мне с Алисой племянников… тем более, скажу по секрету, Полина твоя тоже рожать собралась.

– Откуда знаешь?

– Видела на днях в торговом центре. Животик уже видно. Уставшая, некрашенная, в общем хорошо, что ты тогда дверью хлопнул и ушёл. Жил бы сейчас с ней…

Глаза закрыл. Уставшая? Некрашенная? Какое имеет значение краска на лице, когда перед тобой человек с которым всю жизнь провести хочешь? И в горе, и в радости… Полину я всякой видел и всякой любил. Алису не люблю, зато видел всегда красивой.

– Уже родила, – сообщил я.

– А ты откуда знаешь? – напряглась Лена.

– Я же по роддомам сейчас… Видел.

– Мне это не нравится.

– Это не имеет никакого значения.

Ушла, дверью хлопнув. А я поднялся наверх. К саду у меня двойственное отношение. Я его люблю, но избегаю. Это подарок человека, который меня предал, простить которого я не смог. День в самом разгаре, в саду есть люди. Иногда мне кажется, что мой отель выбирают только из-за сада. Ушёл на свою полянку. Здесь нет яркой роскоши, мох, мелкие цветочки, камни, дерево, мягкая трава. И сделал то, о чем давно мечтал – лёг прямо на траву. Мягко, пружинит немного, пахнет терпко и свежо. Заросли бамбука зашевелились, показался садовник, но меня увидел и отступил. Всё хорошо, только не хватает чего-то и никогда не хватит. Полины.

– Вот и не нужен нам никто, – сказала я своей дочке.

Она нахмурила брови, словно не соглашаясь. Я затаила дыхание, любое проявление эмоций дочки казалось мне волшебством. А она рассердилась совсем и заплакала. Первый раз плакала так громко и сильно при мне. Открыла ротик, розовые беззубые десны видно, и заголосила так, что Дашкин сын бы позавидовал, а он орал дай боже.

– Тише, – попросила я. – Тётя Ксюша спит.

Тетю Ксюшу, на самом деле, мало что волновало, она полностью ушла в себя. А у меня в голове то Алиса, целующая Кирилла, то сцена нашего расставания семь лет назад. А на руках малышка рыдает, и все меня ругают, что имени у неё нет. Грудь ей даю, а маленькая осмелела, понимает, что молока в груди нет и выплевывает сосок. Тут и я расплакалась, дочка потому, что голодная и обижееная, а я потому, что накормить её не могу. И правда, обидно – столько лет о ребенке мечтала, а накормить не выходит. И снова обидное не совпадение мечтаний и реальности, все не так, как я придумала во время беременности.

– Да ты не бойся, – успокоила меня Даша. Рожали мы с ней в один день, ребёнок у неё первый, но она чувствовала себя невероятно опытной. – Роды у тебя были экстренные, организм не успел среагировать, появится молоко, главное грудь давай чаще.

Грудь я давала всякий раз, как малышку приносили, раз за разом, а молоко все не приходило и не приходило. И желание других людей делиться со мной опытом уже раздражало, хотелось вспылить каждый раз, даже тогда, когда звонила горячо любимая Катька. Потому, что я и так все знала. Только одно лишь знание решает мало, нужно ещё умение иметь и хотя бы удачу. Хотя она, наверное, самое главное.