— Симель?

Она ни за что не подошла бы за очередной порцией ругани, но Тейд ведь не отстанет, а Вилиам не терпит, когда вокруг него шумят.

— Кивалис благоухает далеко не розами, — зашипел лекарь, когда она нехотя облокотилась о ширму, — и я всегда могу определить, давала ты королю мои составы или нет.

— Из-за кивалиса его величество не может уснуть. Караульные — и те пьют меньше. Готовьте свой отвар, как хальты, на алмее. Они обходятся одним растением там, где мы берем десять.

— Отрава варваров! И мне говорят, что ты разумна! — эти возгласы получились крайне нелепыми из-за шепота и взгляда снизу вверх — Симель была одного роста с большинством мужчин, а Тейд рос только вширь, а не ввысь. — Откуда ты взяла этот бред?

— Из “Врачевания, пользуемого народами Заречья”.

Тейд сжал губы, багровея. Он знал, конечно, что этот непопулярный труд составил бывший Главный Писарь короля, и не посмел продолжить, зная, что король их слышит. Симель с удовольствием наблюдала за этим подвигом смирения.

— Твое дело не врачевать, а горшки выносить! — зашипел он наконец. — Еще раз…

Но чем он собирался угрожать, осталось неизвестным, так как их прервал недвусмысленный кашель Вилиама. Звеневшие посудой мальчики притихли, а лекарь выскочил из-за ширмы, рассыпаясь в любезностях.

Симель усмехнулась. Ему никогда не исполнить угрозы — для этого нужно лишить ее королевской милости, а сейчас это уже вряд ли возможно. Конечно, она бы не попала в ближний круг Вилиама, если бы не заслуги отца, но отнюдь не память о бароне добыла ей расположение, а собственные прямота и честность. Симель никогда не обещала, что завтра Вилиаму станет лучше, и не скрывала, что считает большинство зелий пустышками. Лекарское мастерство уже не имело для короля никакого значения — болезнь не сдавалась, и он разуверился в искусстве врачевания.

Пажи расставили у кровати чаши, блюда и кувшины, но Вилиам даже не взглянул на еду, а подхватил из рук мальчишки плоскую, запертую на замок шкатулку. Шкатулка эта появлялась на подносе по пути от лестницы к спальне и содержала донесения Эно — старого шпиона, управляющего тайной службой столько же лет, сколько Вилиам управлял королевством.

Король зашарил по кровати, пытаясь сесть выше, но не смог подняться на ослабевших руках. Две недели миновало с тех пор, как он в последний раз сам садился, и Симель знала — будет умирать, а помощи не попросит.

Тейд засуетился, указывая, что делать, мальчики нырнули под руки короля и потянули — Вилиам скрипнул зубами от боли. Да что же они делают! Торопятся и не дают вздохнуть, тащат, когда можно просто подложить подушек. Пожалуй, любая старуха-сиделка понимала в этом больше, чем все именитые лекари вместе взятые. В конце концов, кто ближе больному: лекарь, проводящий больше времени с книгами, чем с людьми, или сиделка, привязанная к постели подопечного, по одному дыханию понимающая, спит человек или нет? Сравнение со старухами из Марскелла, так поразившими ее когда-то уходом за отцом, Симели не нравилось, а привычка видеть нужды больных утомляла. И совершенно не давала покоя, прежде чем все не будет сделано, как следует.

— Стой, — дернула она пажа за пояс. Тот остановился, не зная, кого слушать. Пока Тейд вполголоса призывал на нее кару Единого, Симель склонилась над королем и подставила плечо. Дождалась, пока он с шумом потянет воздух и приподняла — на вдохе любую боль терпеть проще.

— Подушки. Сюда. — Пажи сложили вместе несколько пухлых валиков. — Вот так.

Тейд возвел глаза к потолку, взял свои колбы и смешал питье в кубке. С поклоном предложил королю, но тому еще нужно было время — пока не выровняет дыхание, пить не станет.

— Подождите, — сказала Симель, устав от этих минут больше, чем от всей бессонной ночи. Тейд и не подумал отойти, пока Вилиам не вскинул раскрытую ладонь — тогда он отступил и пятился до самой ширмы, а пажи скользнули в дальний угол комнаты.

— Если хочешь, чтобы они тебя слушались, открой правду, — тихо проговорил король, вытаскивая из-за ворота ключ от шкатулки.

— Вы могли бы повлиять на них, сир.

— Негоже королю защищать служанок, — его взгляд полоснул, как сталь. — Но я мог бы замолвить слово за леди Марскеллскую. Впрочем, ей бы и не посмели указывать на место. Верно?

Симель промолчала, они не впервые говорили об этом. Она уже хотела идти — день принадлежал лекарям и камердинерам, а до ночи нужно было выспаться — но Вилиам тронул ее руку. В открытой шкатулке наверху лежал конверт с оттиском собачьей головы — печатью Марскелла. Письмо из дома!

Делая вид, что поправляет одеяло, Симель нагнулась, подхватила письмо и сунула его в рукав. Король протянул ей руку, и куда спешней, чем требовалось, Симель поцеловала его пальцы, ощущая легкое пожатие в ответ.