Шрифт:
Заметив, с каким недоумением смотрит на нее караульный, Симель прогнала с лица озабоченную мину и, отойдя от гобелена, ступила на широкую лестницу. Чувствуя на себе пристальный взгляд, она быстро спустилась на три пролета и повернула к кухне, еще от самых складов чувствуя запах свежего хлеба.
Под высокими сводами кухни чадили печи, повара трудились над сотней блюд, в воздухе разливался влажный пар. За столом для прислуги уже собралось три десятка человек: горничные, судомойки, разнорабочие, кузнец с подмастерьем и конюхи. У священников была своя трапезная, а слуги выше рангом завтракали позже, поэтому Симель удивилась двум непривычным фигурам: монаху Таудусу — архивариусу библиотеки, и Эймару — придворному лютнисту.
Эти двое сидели в стороне и не тянули шеи, высматривая еду, а горячо спорили над каким-то фолиантом. Спор этот явно шел не первый час: всклокоченные волосы монаха превратились в разоренное воронье гнездо, а Эймар до красноты растер глаза — свои ухоженные локоны он, конечно, не трогал.
Между ними и слугами пустовало большое пространство — ничья земля на границе двух миров — и хотя еще можно было сесть среди горничных, Симель с удовольствием заняла эту брешь.
Лютнист, не вставая, отвесил ей шутливый поклон, а монах лишь повел мутным взглядом, не понимая, кого он тут нашел достойным внимания. Франт и отшельник — о чем они спорят?
— Храни Единый, Симель.
— Храни.
— Как чувствует себя его величество король? — Менестрель коснулся струн лютни в аккорде, будто ожидающем ответа.
— Хотела бы я сказать, что хорошо. Но это не так.
— О… Грустно это слышать. — Эймар прижал струны, заглушая звук. — А я уже целую неделю исполняю за ужином “Клятву хальта” — тот старый вариант, где верно описали битву. Его величеству понравилось бы.
Симель насторожилась. С отъездом наследного принца варвары серьезно потрепали восточные гарнизоны, и Вилиам надеялся, что слухи об этом не расползутся прежде, чем туда прибудет подмога.
— Старые битвы, — сказала она пренебрежительно. — Кому это сейчас интересно?
— Не слышала? За рекой снова жарко, а в Берении какие-то недовольства, но подробностей никто не знает. Пора вспомнить о прошлом, не то враги опять возьмут нас в клещи, как в тридцать пятом.
Этого и боялся король: слухов, пересудов и ненужных истерик. В клещах они не окажутся — королевство с тех пор разрослось в два раза и граничило с варварскими княжествами только на востоке, о северных племенах не слышали лет двести, а герцоги Берении давно уже верные подданные. Певцу дай палец — откусит руку.
Она уже собралась убеждать его не сеять панику, как вдруг со стороны прислуги раздался столь громкий хохот, что разом перебил все разговоры.
— Копченые пироги на ужин, вот это номер! — тараторила Селда, кудрявая служанка со вздернутым носиком. Слуги обсуждали каменщика, завалившего дымоход, из-за чего пироги вчера прокоптились насквозь и отправились в помойку.
— Я уж думала, нам всем достанется. А братец твой, — толкнула она одну из белошвеек, — видать и глаз не сомкнул, до сих пор трясется? — повар, как две капли воды похожий на дородную румяную белошвейку, действительно дрожал.
Та махнула рукой:
— Уж и вещи собрал, а я говорю ему — сиди на месте, пока волоком не потащат!
— Ему-то чего бояться? Реик не доглядел, один и пошел по миру, — прокаркала пожилая служанка, отвечавшая за чистку серебряной посуды.
Симель взглянула на другую половину кухни. Место у большой печи, где обычно работал Реик — главный повар — действительно пустовало.
— Сенешаль сказал, быть ему коптильщиком, — уже начала заливаться Селда, но тут дверь открылась и на пороге возникла хозяйка прачечной, оглядывая кухню. Женщины смущенно замолчали. Уже год она твердила, что получит от повара предложение, а теперь тот уволен и слушать им о горестной судьбе не меньше.
Пожилая служанка подвинулась, освобождая место.
— Девочки, — прошептала прачка так, будто ее окружали девицы с косичками. Симель не понимала, как они это терпят. — Где Реик?
Селда открыла было рот, чтобы сообщить новости, но ей помешали два повара, подавшие на стол котел с рагу и корзину хлеба. Разговор сменился звоном посуды и стуком черпаков, боровшихся за сочные куски. Когда мужчины уже наполнили миски, Симель встала, чтобы вместе с другими женщинами получить свою порцию. Но те, как обычно, оттеснили ее, хватая половники и лениво бранясь друг с другом.
— Ишь, растолстела, переждешь.
— Давай за мной, куда тянешься!
Воевать за еду с прислугой было унизительно, но жидкий бульон, остающийся на долю последнего в очереди, не насытил бы и ребенка. Симель потянулась к черпаку, а дородная служанка вдруг неожиданно ловко попыталась шлепнуть ее по пальцам. Несложно было вовремя крутануть запястье и отбросить чужую руку — выучка не подводила. Служанка оторопело прижала ушибленную кисть к груди.
— У короля со стола тащишь и того мало?! — воскликнула Селда, перехватывая у кузнеца черпак, чтобы он не достался Симели. Служанки стали разливать себе похлебку. Главный конюх, всегда набиравший долю после своих работников, зачерпнул со дна гущу, наполнил миску и молча протянул ее Симели. Рассерженная, та еще несколько мгновений медлила, прежде чем взять рагу. Эта забота была лишней. Мужчина из такой среды едва ли способен на бескорыстный поступок, а женщины не простят ей заступника.