Та присела рядом и протянула рисунки.

У Катрины защемило внутри от увиденного: экспрессивные, эмоциональные, чувственные, пробудившие вновь еще такие свежие воспоминания…

Она шумно выдохнула.

— Вот! А я о чем говорю! — беззлобно потрепала ее по волосам Элен. — Понимаешь теперь, что им место не в мусорном ведре, а на мольберте для доработки, а потом на стенах картинных галерей?

Катрина отрицательно помотала головой:

— Просто вы в курсе моих душевных переживаний, поэтому и почувствовали то, чего в этих рисунках нет, — откладывая их в сторону, сказала она.

— Ты не права… — Элен разглядывала наброски, не в силах оторваться. — Это чистое искусство.

— Не думаю. Вы лучше других знаете, что за год с лишним я едва ли нарисовала пару более-менее стоящих работ. Я потеряла свои задатки художника в горе и обидах…

— Да очнись же ты уже! — Элен сильно повысила голос. — То, что случилось в Петербурге, там и осталось. Жизнь идет дальше, и только ты заблудилась в воспоминаниях. А это… — она потрясла перед Катриной рисунками, — … это твое настоящее.

— Мы вчера расстались, — сказала девушка негромко, подтягивая колени к груди. Она и сама не заметила, как с рисунков перешла на личное.

— Конечно… А на прощание он долго целовал тебя и вернул интерес к живописи!

Катрина жалобно посмотрела на тетю:

— Мы, и правда, вчера расстались…

— Значит, верни его. Найди и скажи, что… господи, да наври что-нибудь, но продли ваш прощальный роман! Ты же видишь, как он вдохновляет тебя! Вот что, дорогая, творческие люди такими вдохновителями не разбрасываются!

Катрина отрицательно потрясла головой и сильнее прижала колени к груди.

— Невозможно. Вчера все закончилось. Я даже не знаю, где он живет. И номера телефона его не знаю.

Элен замерла, пытаясь прийти в себя от услышанного.

— Теперь мне ваши отношения кажутся еще более странными… — наконец пробормотала она, собирая рисунки в стопку. — Что ж… Как думаешь поступить дальше?

— Как и планировала: через неделю возвращаюсь в Россию… Мама писала, что соскучилась, да и здесь мне уже делать особо нечего. Экзамены в Школе искусств я завалила, поэтому…

Элен вдруг потянулась к девушке и сильно прижала ее к себе:

— Хочешь, я поговорю с твоей мамой? Оставайся еще на два семестра, я договорюсь с деканом Фреем, он восстановит тебя и…

— Спасибо, мадам Роббер, — выбираясь из ее объятий, тихо ответила Катрина. — Я благодарна вам за все, но дальше я должна идти сама…

Элен посмотрела на особенно хрупкую сейчас и такую юную Катрину. Вспомнилась ее молодость — мечты и планы, надежды и ожидания… Сердце болезненно сжалось. Потому что очень хотелось помочь этой светлой, доброй и не по двадцать первому веку наивной девушке. Но… Что она могла? Изменить мироустройство, чтобы люди начали наконец ценить истинный талант и доброту, чтобы мужчины не предавали любящих их женщин, чтобы при первой встрече пытались увидеть душу, а не бросались лишь на эталонных красавиц, чтобы искренность ценилась больше наглости и деловитости?..

— Ты же знаешь, что, если вдруг… — она погладила мягкие волосы Катрины.

— Знаю, — улыбнулась та в ответ. — Спасибо, мадам Роббер!

— Раз ты уже все решила… — Элен встала и оправила зеленую шелковую юбку. — Мой тебе совет: не теряй времени даром и проведи последние дни в Париже так, чтобы потом было о чем питерским подружкам рассказать!

Цокая высокими каблуками, она вышла из комнаты, а Катрина упала на подушку и еще долго разглядывала за полтора года ставший знакомым до последней трещинки потолок.

Было уже за полдень, когда она наконец-то встала и начала собираться в Школу искусств, надо было получить приказ об отчислении и забрать документы.

После долгого и тягучего дождя накануне, асфальт парил, а воздух был влажным и душным. Казалось, каждая клеточка тела молила о пощаде. Из-за внезапной жары вчерашний пасмурный день и дождливый вечер казался Катрине далеким и ненастоящим. Даже образ Дэниэла больше был похож на понравившегося персонажа из книги, чем на реально существующего мужчину.

Перед входом в Школу Кэт собрала волосы в высокий пучок, отчего шее стало гораздо легче, да и вообще — настроение сразу улучшилось.

Во внутреннем сквере, в тени большого дерева сидела светловолосая, как ангел, Адель Маре — хорошая знакомая Катрины и бесспорно талантливая абстракционистка. Узнав ее, девушка встала со скамейки и пошла навстречу.

— Кэт, как давно я тебя не видела! Как поживаешь?

— Все в порядке, — как можно более жизнерадостно улыбнулась Катрина в ответ.