За углом, над столом, заваленным линзами, рычагами и трубками, согнулся молодой цыганенок. Его спина была обращена к коридору, откуда за ним наблюдали двое чужаков.

Хромой сделал взмах рукой, давая понять, чтобы та стояла на своем месте и под страхом смерти не покидала его. Удивительно, как много он умел выразить при помощи нескольких пальцев.

Затем Хромой вновь извлек из кармана нож, которым его ранила принцесса. Лезвие уже подсохло, но под пленкой запекшейся крови поблескивал металл.

На пареньке у стола красовался длинный кожаный фартук. Спину его уродовал горб, на носу сидели треснутые очки, он был смуглым и лысым, как коленка.

Хромой скользнул тому за спину, взял в захват и полоснул ножом по горлу, здоровой рукой зажав несчастному рот. Тот пытался сопротивляться, однако нападение произошло слишком быстро.

Настю поразило, сколько при этом было крови. Она багровым водопадом хлестала из раны, рассекшей горло жертвы от уха до уха. При каждом движении во все стороны разлетались брызги, орошая рычаги, трубки и линзы.

Настя сползла по дверному косяку и зажала рот ладонями, сдерживая крик.

На миг она явственно ощутила вкус крови, заляпавшей кожаный фартук, размазанной по половицам двумя парами подошв, но вскоре осознала, что и боль, и кровь - её собственные: она в порыве ужаса прикусила себе нижнюю губу. От увиденного зрелища ей сделалось дурно и появились рвотные позывы.

Однако, сейчас на ней была маска, и ей пришлось проглотить всё вместе с желчью и потребностью извергнуть из себя невыносимую скверну.

Наконец труп обмяк, и только с последней искрой сознания исчезло в его глазах выражение страха и ужаса кончины. К Насте вдруг пришло осознание того, как коротка жизнь, как мало у каждого осталось впереди дней и как нужно ими пользоваться, чтобы не прожить даром. К тому же, как оказалось бывает - жизнь кончается неожиданно.

Хромой пинками затолкал его под стол, за которым паренёк работал несколько мгновений назад. И лишь тогда Настя заметила, что цыганенок не имел при себе маски.

– Он… - выдавила Настя и чуть не поперхнулась рвотой.

– Только не надо со мной сюсюкать. Он бы сдал нас. Соберись. Нужно делать ноги.

Хромой говорил спокойно, почти равнодушно, с похоронными отзвуками меди в ровно текущем голосе, как старик, который рассказывает детям героическую сказку о давно минувших годах.

– Он… - повторила попытку Настя.
– Он был… на нем… на нем не было…

– Маски?
– договорил за неё Хромой.
– Да, ты прав. Мы свои тоже скоро снимем. Но не сейчас. Нас еще могут выгнать на поверхность.

Шустро заковыляв к следующей двери, он добавил шепотом:

– Лучше лишнее в маске побегать, чем остаться без нее в самый нужный момент.

– Верно. Я… я с вами.

– Вот и молодец, - откликнулся Хромой. – Не отставай.

Я, как умел, силился замедлить падение, но получалось весьма скверно: кубарем летел я вниз, то коленями вперед, то головой, усердно пересчитывая всем телом ребра воздухопровода.

Не видно было ни зги, а все, чего касались пальцы, со свистом проносилось мимо. Но вскоре послышался странный шум и стремительно начал нарастать. На фоне грохота, сопровождавшего безобразное моё падение, его не легко было распознать. Однако вот он, сиплый шелест: вдох и выдох, вдох и выдох - словно на дне трубы дышало, разинув пасть, громадное чудовище.

Неведомо откуда родилось ощущение, что до дна этого осталось совсем немного. Тогда я сделал последнюю отчаянную попытку: выпрямил шею, руки выставил перед собой и прижался ногами к проклятым стенкам трубы.

Наконец мне удалось затормозить. Под ногами нежданно возникла толстая и широкая перекладина, не чета всем остальным. Полы камзола стало с силой засасывать вниз, но вдруг воздушная струя поменяла направление и мощным потоком хлынула наружу, к верхушке трубы.

Через, примерно, десять секунд выброс закончился, и все началось заново.

Внизу густела все та же чернильная тьма, но в промежутках между надсадными вдохами и выдохами невидимого гиганта доносился грохот работающих механизмов и лязг металла, а воздушный прилив с жалобным присвистом накатывал и отступал вновь.

Свесившись с перекладины, ноги вдруг наткнулись на что - то мягкое. Чего бы сейчас ни касались мои сапоги, покоилось оно явно на тверди. Хватило одной этой мысли, дабы измученные руки сами собой разжались.

Под ногами с глухим хрустом лопались сотни косточек. Видимо это птицы, тушки мертвых птиц…