— Спасибо, Надежда Васильевна, — девушка сердечно прощается с милейшей дамой.

20 декабря, среда, время 15:40.

Москва, Ленинский проспект, д. 6, стр. 2, МИСиС.

Кафедра металлургии стали.

— А что такого, Сергей Васильевич? Ну невесомость, вакуум… — смотрю на местного преподавателя среднего роста и телосложения.

Физические параметры среднестатистические, но вот ажиотаж излучает совсем не средний. Глаза полыхают так, что, не зная об их карем цвете, сейчас бы не распознал. Как не определишь цвет любого материала, раскалённого добела.

Дробинин, кандидат технических наук, возбуждён не на шутку. Первый раз такое вижу. Взялся курсировать по интересующим меня вузам с лекциями и беседами, приглашаю в Ассоциацию, везде встречаю сдержанный интерес — такой… достаточно хладнокровный. Настолько вскипевший попадается впервые.

— Вы не понимаете, Виктор! — мужчина вскакивает, начинает метаться по комнате. С изумлением замечаю, что у него аж руки трясутся. — Полнейший, чистейшей воды вакуум!!! Невесомость… ну ладно, если на Луне, то пониженная сила тяжести! Полное отсутствие кислорода, который окисляет всё подряд без разбора!

Набегавшись, садится. И чуточку уменьшает громкость, увидев, как прикрываю ладонью ухо:

— Понимаете, Виктор, это огромное технологическое преимущество. Производство некоторых металлов не обходится без вакуума, но вы просто не знаете, каких трудов это стоит. А в космосе вакуум под рукой, ничего не надо делать, наоборот, надо от него защищаться. Можно выплавлять металл недостижимой в земных условиях чистоты, регулировать содержание легирующих материалов до десятых долей процента, да много всего можно сделать…

— Металлургическую печь на Луне сможете построить? — перевожу разговор из области охов и ахов в практическую плоскость.

— А? — от внезапности перехода Дробинин шалеет.

— Ну, я так понимаю, что вы горите желанием сделать проект печи для выплавки стали в лунных условиях?

Приходится снова наблюдать, как он мечется по комнате. Как бы не разбил чего.

— Пойдёмте, прогуляемся, — предлагаю здравое решение. Ему надо сбросить адреналин, следует как-то подвигаться.

Сначала по коридорам и лестницам, а затем на заснеженной улице приходится напрягаться, чтобы за ним поспеть. Эка его разобрало!

В кафе Дробинин пьёт чёрный кофе с таким наслаждением, что зажмуривает глаза. Я брутально поедаю мороженое. Говорят, только русские едят мороженое зимой. Не знаю, в европах бывать не доводилось.

— Полного счастья в жизни не бывает, — вздыхает металлург, — но это ещё полбеды. Главное огорчение в том, что и половинчатое — редкость.

— Вы о чём?

— Ну, сконструирую печку, но работать на ней ведь не я буду…

— Почему? — Ложка, с верхом наполненная соблазнительной белизной, замирает у лица.

— Ну как «почему»? Я же на Луну не полечу.

— А сколько вам лет? Женаты? Дети есть? — неторопливо, но без промедления, расстреливаю собеседника вопросами.

Так-так… ему тридцать восемь, женат, дочке двенадцать лет.

— Со здоровьем как?

Не чистейшей прелести чистейший образец, но особых проблем нет.

— И что тогда вас останавливает? Возраст экипажей американских «Аполлонов» — сорок лет плюс-минус. На момент полётов. Среди наших тоже далеко не все юноши.

— Это да. Только они перед этим долго тренировались… — Дробинин замирает. — Вы что, хотите сказать, что это возможно?!

— Экий вы возбудимый, — опасаюсь, что опять начнёт носиться кругами. — Не всё так просто. Сначала подготовка на всяких там тренажёрах. Медицинское обследование и лечение в случае необходимости. Но если у вас каких-нибудь врождённых аномалий нет, незаметных в обыденной жизни, то год-два — и вы готовы.

Задумывается. Но с такой предвкушающей улыбкой. Хорошо хоть, что не вскакивает.

— Советую вам предварительно обзавестись ещё одним ребёнком. Зарплата у вас какая? Шестьдесят — семьдесят тысяч? Замечательно. Если полетите, будет в два-три раза больше. Плюс там, — показываю глазами вверх, — вам её тратить не на что будет. Возвращаетесь, скажем, через полгода, вас изрядная сумма ждёт. Или семье её перечисляем.

— Зачем ещё ребёнок?

— Во-первых, доходы ваши заметно увеличатся. Прокормите. Во-вторых, мало ли что может случиться. Космос. Потомство останется. О социальных гарантиях не думайте. Всё будет.

— Зарплата в сто пятьдесят — двести тысяч некосмическая. Нет-нет, не подумайте, что отказываюсь! Соглашаюсь всеми фибрами души! Но всё-таки…

— Политика у нас такая. Относительно низкая оплата подкрепляется сильными социальными гарантиями. К тому же…

Приходится пускаться в длинные объяснения. Дело в том, что если Агентство выстрелит, то материальные проблемы его членов уйдут в небытие. Вплоть до того, что сотрудник Агентства, занимающий не самую высокую позицию, сможет купить себе приличную яхту и рассекать на ней по морям-океанам. Но потом. После того, как мы встанем на ноги и начнём располагать сотнями миллиардов, пусть пока долларов. Или триллионами.