Шрифт:
– «Развилка жизненных дорог», мать её… – потешался Нэйт. – Только ты, Агата Ксавье, шарлатанка, а не гадалка, получается. Сама человеку выбора не оставила. «Спасла», так сказать…
Я закусила от переживаний губу и нахмурилась. В глубине души надеясь, что здоровяк все же согласится сотрудничать с жандармерией…
В руках Нэйта зазвенели наручники. Он склонился над Даном, завел его руки за спину, и защелкнул их на запястьях здоровяка.
Я поежилась.
Странно наблюдать, как на твоих глазах рушится чья-то жизнь…
Пока Анхель и Дебора топтались на углу и вели наблюдение за музеем, я молча следила за тем, как Нэйт поднимает со снега пальто Дана и накидывает его на бессознательное тело.
– В чувство его привести надо, пока не отморозил себе все, – Нэйт присел рядом с Даном на корточки и набрал в ладони новую порцию снега. Но в этот раз не для себя.
– Ура! – радостно завопил Анхель, и наши взгляды устремились к нему.
– Что такое? – спросила растерянно.
– Преступников из моего музея выводят! Скоро ко мне вернутся мои артефакты!
Анхель взвизгнул от радости, как маленький поросенок, и потер ладони от предвкушения.
Я оказалась возле историка уже через пять секунд. Выглянула из-за угла и с облегчением вздохнула.
Герхард и его люди действительно выводили из музея воров, закованных в наручники. Те что-то яростно кричали, звали Дана, оскорбляли настоящих жандармов, за что получали от стражей закона добротные подзатыльники.
– Дан! Предатель! – крутя головой по сторонам, громче остальных орал главарь шайки, которого вел сам Герхард. – Я доберусь до тебя! Тебе не жить!
– Ой, бедолага, – прошептала я, понимая, что Нэйт оказался прав насчёт здоровяка. Его приняли за предателя.
Анхель и Дебора поспешили к музею, а я направилась обратно к Нэйту, что, не жалея, сил «умывал» Дана снегом, пытаясь привести того в чувства.
Здоровяк, наконец-то, начал подавать признаки жизни. Зашевелился и даже попытался отвернуться от новой порции снега.
– Бабка… бабка, – звал Дан, как в бреду, выплёвывая попавший в рот снег.
Он дёрнул руками и обреченно простонал, ощутив на запястьях оковы.
– Эх, бабка, – протянул он тихо…
– Ты произвела на него сильное впечатление, – усмехнулся Нэйт и помог здоровяку приподняться и сесть.
Дан шатался из стороны в сторону, и я легонько толкнула его в плечо, заставляя его опереться спиной о стену здания.
Присела рядом на корточки и принялась за дело. Мне нужно было убедить его сотрудничать с жандармерией.
– Послушай, Дан. Вашу шайку поймали. Тебя ожидает тюрьма. Но у тебя есть шанс спастись от заключения. Для этого нужно, чтобы ты все рассказал жандармам о Мартине Д’эстри и других ограблениях.
В полумраке лицо Дана выглядело пугающим. Глаза казались совсем черными. Казалось, он смотрит прямо мне в глаза, и я была очень рада, что он сейчас способен слушать.
– Так ты маньяк, бабка? – вдруг выпалил он, и Нэйт, стоящий за моей спиной, рассмеялся.
Я наградила своего жениха суровым взглядом и повернулась обратно к Дану. Только хотела открыть рот, чтобы все объяснить, как здоровяк снова заговорил.
– А я узнал его. Твоего Ислаэля. Злячий твой дед, да? С женщины недавно его снял, – в темноте сверкнули белые зубы Дана, и он с отвращением продолжил свое «расследование»: – Так во-о-от к каким женщинам он бегает под юбки заглядывать. А ты с ним заодно-о-о… Плизнавайся, напоить меня своей отлавой хотела, а потом надлугаться? Или плосто для деда своего женщину из нашего подвала уволокла? Я утлом понял, что ты в настойку что-то насыпала, отчего и вылубило всех знатно.
Я опешила. Смотрела на суровое бородатое лицо Дана, угадывая нотки отвращения в его голосе. А в это время смех Нэйта за моей спиной набирал обороты. Его явно веселили реплики здоровяка.
– Куда женщина из клетки делась? Убили уже, плизнавайся? В жандалмелию ведь девица не пошла. Значит, не сама сбежала. Я ж не глупый. Это вы ее с дедом своим уклали, надлугались и… того. А может, ты и надо мной надлугаться хотела, что так зазывала любиться? Эх, на виселицу бы вас с дедом. Чтоб не повадно было над людьми беззащитными издеваться.
У меня пропал дар речи. Я хлопала ресницами, чувствуя, как запылало мое лицо. Отлично! Теперь Дан думает, что мы с Анхелем семейная чета стариков-маньяков!
Неужели он не понял, что голос у меня сейчас молодой? Возможно, это из-за сильного удара по голове?
– Все не так, – я рывком отклеила накладные усы и бороду. – Я не бабка.
– Гвоздь мне в печень! Гадалка! – взревел Дан. – Так ты ещё ужаснее, чем я думал! В бабку пелеодеваешься и желтв для деда ловишь по столице? А? Плизнавайся! Скольких уже убили?! На площади налоду много было! Выбилай – не хочу!