Шрифт:
Энди продолжал жаловаться на Агату и под воздействием воспоминаний совсем перестал следить за языком. А я смотрел на его мерзкую физиономию и хотел его убить.
Он бил мою Агату? Поднимал руку на мою маленькую хрупкую женщину?!
– Последней каплей стало то, что она отказывалась исполнять супружеский долг, – с омерзением произнес Энди. – Отказывала в близости законному мужу. А когда я все же пожелал взять свое – пошла в жандармерию и написала на меня заявление за надругательство. На меня! На законного супруга! Поэтому не стоит рассчитывать на счастливую спокойную жизнь рядом с Агатой, сеньор Лоури. Она скорее сведёт вас в могилу, а в постели, кроме разочарования, вас ничего не будет ожидать. Это она сначала такая милая…
– Та-а-ак, – протянул я и шумно вздохнул. Мои залитые кровью глаза заскользили по улице и замерли на небольшом темном проходе, находившемся между зданий магазинчиков. – А теперь слушай, ублюдок, что я хочу тебе сказать…
Схватив Энди за шиворот, я поволок его к узкому проходу, изнывая от бешенства. Я готовил для него очень «серьезный разговор», который он запомнит надолго…
Пятнадцать минут спустя я выбрался обратно на дорогу. Один.
Отряхнул от снега порванное пальто и поправил смятый ворот рубашки.
Возле магазина уже суетилась спутница Энди Грина, потерявшая из виду своего благоверного.
Я ухмыльнулся, небрежно вытер тонкую струйку крови, бегущую из носа, и коснулся подбитой губы.
– Где Энди? Что вы с ним сделали? – оценив мой внешний вид, заорала она и бросилась в темный проход. – На помощь! Позовите жандармов!
Я засунул руки в карманы пальто и зашагал обратно к дому Герхарда.
На этот раз мой трусливый друг открыл дверь почти сразу. Правда, оторопел, увидев моё лицо.
Я ухмыльнулся, демонстрируя ему окровавленные зубы, и выставил перед собой две руки.
– Я пришел сдаваться. Арестовывай меня, Герхард. Сделаем все сегодня.
Глава 35
Агата
Отправить Нэйту записку мне никто, разумеется, не позволил. Более того, меня даже допрашивать никто не стал.
Два здоровенных жандарма сразу же потащили меня по длинному коридору вглубь здания, минуя все кабинеты.
Последняя дверь резко распахнулась, и оттуда плавной горделивой походкой вышла Габриэль. Следом за ней появилась обрюзгшая, расплывчатая мужская фигура Мартина Д'эстри – главного начальника жандармерии.
Он сделал всего один взмах рукой, и жандармы, что тянули меня к подвальному этажу, остановились.
Я вскинула голову повыше и посмотрела на того, кто очень скоро покинет свой пост. Отметила, что Габриэль похожа на отца. Тот же холодный надменный взгляд голубых глаз, те же поджатые губы и упрямый подбородок. Редеющие светлые волосы Мартина были зачесаны назад, прикрывая залысины на макушке.
Круглое лицо, изрезанное тонкими нитями морщин, казалось немного одутловатым. Кажется, кто-то по вечерам хорошенько прикладывается к бутылке, чтобы подлечить нервишки.
– Она? – спросил спокойно Мартин у дочери.
– Да. Это она меня едва не зарезала кухонным ножом. Я хотела с ней просто поговорить, а она…
Я громко рассмеялась. Но не от злости, а от едкой шутки, застрявшей в горле. Почему-то в этот момент я вспомнила Дана и его желание меня зарезать.
– Тебе смешно?! – рыкнул Мартин Д'эстри, и его круглое лицо побагровело от гнева.
– Если иголка для вашей дочери – это кухонный нож, то муравей, забравшийся под юбку – насильник?
Мою шутку оценил только один из моих тюремщиков, находившихся справа. Он издал лёгкий смешок, но тут же замолчал, когда Мартин Д’эстри устремил на него суровый взгляд.
Габриэль тихо прошептала что-то на ухо отцу и посмотрела на меня с издёвкой. Когда Мартин едва заметно кивнул, ее губы расплылись в победной усмешке.
– Снять с нее пальто и посадить в пятую камеру, – скомандовал громко Мартин.
– Но это же… – подал голос один из жандармов.
– В пятую!
Как только семейка Д’эстри двинулась к выходу, меня потащили вниз по лестнице.
– А что в пятой? – спрашивала я, крутя головой по сторонам, но никто мне так и не ответил.
В подвальном помещении, где располагались камеры, было сухо и светло. Сразу видно – тюрьма высшего уровня. Не то, что грязные сырые клетки в маленьких отделах жандармерии, разбросанных по всей столице.
Некоторые камеры были заняты одинокими преступниками, мелкими жуликами и воришками всех возрастов. Я видела множество абсолютно пустых камер и начала паниковать, когда мы прошли мимо них.