Кисет номер два, до которого в тот вечер у меня руки не дошли. С трудом достаю что-то округлое и с изумлением рассматриваю, поворачивая находку из стороны в сторону — неужели настоящее? В моих руках лежало дивной красоты яйцо Фаберже! Золотое, украшенное бриллиантами, сапфирами, жемчугом и синей эмалью, на коротком витом основании. Трясущимися от волнения руками аккуратно прячу ювелирное изделие обратно в бархатный мешочек. Ого?! Вот так находки!

Так, еще у нас папка, поглаживаю пальцами ее приятную бархатную поверхность. Совсем тоненькая, в ней всего несколько листов печатного текста — банковский договор на открытие какого-то счета на Кипре. В подробности я решаю не углубляться — мне это совершенно ни к чему, меньше знаю — спокойнее жить. Ясно одно: за все это можно лишиться жизни в два счета!

Во что я вляпалась?!

К вечеру температура приходит в норму, я чувствую себя прекрасно, даже непонятно, что это со мной было — какая-то горячка.

Ночью возобновляется наша переписка и мой таинственный Лихоманец получает увесистую порцию новостей: о произведенных раскопках, моей болезни и итогах найденного. Он удивляется находкам, обо всем подробно расспрашивает, поэтому наше общение затягивается до рассвета.

Утром я еле просыпаюсь, но отправляюсь на работу. Рабочий день выдается трудным, к тому же не последнюю роль играет мой недосып, и вечером дома, удобно расположившись на диване у телевизора, я незаметно для себя засыпаю.

Каково же мое удивление наутро, когда я не обнаруживаю ни одного сообщения от ночного собеседника. Такое случается впервые за все время нашего общения!

В течение дня в голове крутятся вопросы, ответов на которые у меня нет. Единственное, что я могу предположить, это то, что у него что-то случилось.

И вот в двенадцать ночи я сижу на кровати, сжимая мобильник в ожидании сигнала цикады, но так его и не дожидаюсь. Ни в эту ночь, ни в последующие мой собеседник на связь не выходит. Мои попытки по отправке сообщений с вопросами на последний его номер не увенчаются успехом: сообщения не доставлены.

Я ощущаю чувство потери, с которым сложно смириться.

Первое время я взвинченная, меня многое раздражает, неопределенность мучает. Никто не может понять, что со мной происходит, а я никому ничего не могу объяснить, потому что наше общение я скрывала от всех.

Не зная, что делать с найденным в тайнике, в один из вечеров я складываю все в одну из коробок и задвигаю вглубь кладовки — с глаз долой.

Три месяца спустя

Николай как будто что-то чувствует и активизируется в своих ухаживаниях: кроме выходов в люди дарит цветы и разные вкусности. Я принимаю знаки внимания, но в глубине души чувствую, что это неправильно. Я ничего не могу поделать с собой, осознавая, что влюблена в своего Лихоманца. И даже несмотря на его молчание, не могу забыть о нем.

В один из летних вечеров, мы прогуливаемся с Николаем по набережной, наблюдая невероятный закат. В это время здесь многолюдно: на детских площадках аншлаг, изогнутые деревянные шезлонги облюбовала молодежь, кому не хватило места, сидят прямо на зеленых лужайках, парочки и целые семьи курсируют в разных направлениях. Солнце медленно погружается за горизонт, окрашивая небо завораживающей палитрой розовых, фиолетовых, оранжевых и голубых красок. Облака принимают самые фантастические формы и цвета, отражаясь в реке. Я останавливаюсь, это зрелище заставляет меня на мгновение забыть о повседневных заботах и просто наслаждаться красотой природы. Николай отвлекает меня от созерцания:

— Аврора, у реки почти никого нет и скамейки свободны, идем туда?

Я с радостью соглашаюсь, потому что новые кроссовки намяли мизинец, и мне требуется небольшой отдых.

Когда мы спускаемся к воде, Николай неожиданно берет мои руки в свои. Я вижу его волнение, но не успеваю ничего спросить, как он начинает сбивчиво говорить, пожимая мои пальцы:

— Аврора, я… долго ждал. И я не хотел на тебя давить, но… сегодня решил поговорить. Серьезно поговорить, — он делает короткую паузу, переводя дыхание. — Извини, я не мастер красивых речей… С самой первой нашей встречи я постоянно думаю о тебе и считаю, что ты именно та женщина, с которой я хотел бы прожить всю свою жизнь.

Его слова застают меня врасплох. Понимаю, что должна быть честной с ним, но не могу подобрать нужных слов, чтобы все объяснить.

— Николай, я…

— Прошу, не перебивай, я и сам собьюсь, с разговорами у меня не очень. Так вот…

Действительно, впервые он говорит так много. И я внутренне напрягаюсь, боясь услышать продолжение.

— Так вот, — еще раз повторяет он, не отрывая взгляда от меня. — Я прошу тебя стать моей женой.

«Вот тебе бабушка и Юрьев день! — вдруг говорит мое внутреннее я голосом моей прабабушки. — Картина называется „Приплыли“».

О, не-е-ет! Едва не вырывается у меня вслух. Что же делать? Что и как сказать, чтобы не обидеть?

— Николай, я в растерянности… — аккуратно подбираю слова. — Я очень тебе благодарна за твое внимание, за твою заботу и, наверное, мне нужно было сказать это раньше, но я… не испытываю таких чувств, что ты испытываешь ко мне.

* * *

— Я тебе неприятен? — Николай смотрит на меня в упор, я вижу, насколько он внутренне напрягся и даже как-то собрался.

— Нет, что ты! Ты мне очень симпатичен, ты добрый и внимательный…