Шрифт:
— Ещё и в психотерапевты подалась? Мияко, ты удивляешь меня всё больше и больше.
Её глаза вспыхнули.
— Перестань прятаться за своими шуточками! Это не смешно!
Казума посмотрел на неё, затем вздохнул.
— Хорошо. Что ты хочешь услышать? Да, мне больно. Да, я зол. Да, пытаюсь справляться с этим. Довольна?
Мияко нахмурилась, но взгляд стал мягче.
— Я просто хочу помочь. Ты же знаешь, что можешь на меня рассчитывать…
— Мияко, — его голос стал тише. — Ты хорошая. Слишком хорошая, чтобы возиться с таким, как я.
— Не решай за меня, Ямагути-кун, — ответила она, стараясь сдержать эмоции. — Я стояла тогда под дождём с тобой. И я буду стоять рядом и дальше.
Казума молчал, глядя на неё с нечитаемым выражением лица.
— Спасибо, — наконец сказал он, отворачиваясь. — Мне нужно идти.
— Куда?
— Туда, где меня не будут спрашивать, почему я улыбаюсь, когда хочется кричать.
Он начал уходить, но, почувствовав её взгляд на спине, остановился и добавил:
— Спасибо за всё, Мияко.
После чего ушёл, оставив её стоять у школьных ворот. Мияко же смотрела ему вслед, чувствуя тяжесть в груди — тяжесть, которую невозможно выразить словами. В воздухе повисло что-то невысказанное, важное, то, что могло бы изменить всё, но осталось лишь горьким привкусом на губах.
Юкино стояла чуть поодаль, невольно став свидетелем разговора между Казумой и Мияко. Их позы, выражения лиц — всё это выдавало напряжённость между ними, что-то глубокое, спрятанное за словами.
«Мияко… И Казума?»
Она хотела отвести взгляд, но что-то не позволяло. Казума, глядящий на Мияко с той странной полуулыбкой, которой он никогда не показывал дома. И Мияко, смотрящая на него с такой… искренностью? Заботой? Чем-то большим?
Юкино вдруг почувствовала, как что-то острое, неприятное кольнуло в груди.
«Что за глупости?» — подумала она, раздражённо поджав губы и пытаясь подавить неожиданный приступ… чего? Ревности? Нет, конечно нет. Не может быть.
Её сердце предательски сбилось с ритма, будто пытаясь обратить внимание на то, что она так старательно отрицала.
«Это всего лишь Мияко. Розоволосая любительница строить глазки и крутить драмы. Почему это должно волновать меня?»
Юкино глубоко вдохнула, стараясь вернуть себе привычное ледяное равнодушие.
— Юки-чан! — внезапный голос подруги выдернул её из размышлений, заставив вздрогнуть.
Она моргнула и повернулась, встречаясь с любопытным взглядом.
— Сегодня же пятница! — продолжала Миса. — Все собираются в клуб. Ты с нами?!
— Не хочу, — равнодушно ответила Юкино, пожимая плечами.
— Ну, пожалуйста! — вмешалась вторая подружка Саки, цепляя её за руку и надувая щёки. — Без тебя будет не так круто, да и… я слышала, парни-третьегодки собираются прийти. Даже президент школьного совета!
Юкино вздохнула, стараясь не показать, насколько её раздражает эта детская восторженность.
— Сегодня? — начала она, снова бросая взгляд в сторону Казумы, который уже уходил, оставляя Мияко одну. — Какой вообще повод?
— Ты что, не знаешь? Сегодня же День прощания с детством! — воскликнула Миса с таким воодушевлением, словно это был главный праздник года. — Вся Япония празднует, а мы отметим это в своём стиле!
Юкино хмыкнула с едва заметной иронией:
— Вы уверены, что третьегодки об этом знают?
Подружки засмеялись, но Юкино не разделила их веселья.
«Пятница, вечер, клуб… Звучит как очередной пустой способ убить время.»
Она вздохнула и нехотя сказала:
— Хорошо. Я подумаю, — её голос звучал безразлично. — Но если мне будет скучно, вы будете отвечать за потраченное время.
Подруги радостно переглянулись, даже не заметив, как её взгляд снова вернулся к удаляющемуся Казуме.
«Что это за уколы в сердце? Такие болезненные… Неужели… действительно из-за него? Или из-за того, как он смотрел на неё?»
Юкино слегка помотала головой, пытаясь стряхнуть наваждение, и последовала за подружками, вернув привычную маску холодной уверенности. Но где-то глубоко внутри продолжала пульсировать неприятная мысль о том, что, возможно, она что-то упускает. Что-то важное, что-то, что могло бы изменить её жизнь.
…
Майский вечер был одним из тех, что обычно наполняли приятным чувством предвкушения: каникулы приближались, воздух уже пах летними обещаниями, а закатные краски, растекаясь по небу, звали отправиться в путешествие. Но не для Казумы. Для него всё было тусклым, неважным, бессмысленным.