Ветер ударил меня в грудь. Меня отнесло от города на несколько километров. Я увидел, как через поле к городу неслась вереница экипажей в сопровождении стражи. Судя по гербам, погостить в городе желали сплошь герцоги да лорды. Среди прочих я заметил и экипаж братьев Глостеров.

Я детализировал происходящее в экипаже. Там, вместе с Глостерами вольготно сидел Арчибальд, невыразимо мерзко потирая маленькие толстые ручки, пальцы которых были унизанные дорогими перстнями, при своем жирном бурдюке на месте живота.

Я глазам своим не верил. Еще свежа была картина, как ворогды иссушили его тело, обратив в ничто. Как он нажрал за такое короткое время столько жира? И вообще как смог выжить?

— Все идёт, как по маслу, мой друг Джейкоб, — хвастливо говорил он. — Скоро я стану един со своей хармой, и Седрик Тёмный обретет прежнюю мощь в моём лице.

— Главное, чтобы этот Седрик, в вашем лице, действительно помог нам победить ворона, — хмуро пробурчал старший Глостер. — А-то от этого мальчишки Эрика толку, как от козла молока. Слабо верится, что богиня жизни выбрала его нам в защитники.

— О-о-о, не сомневайтесь, ваша светлость, я же показывал вам пророчество, всё так и будет, — слащаво улыбнулся Арчибальд. — А я отомщу им за своего сыночка Роджера. Запомнят они и его, и меня…

Его вид, такой скользкий и самодовольный, даже у Глостеров вызывал презрение.

— Об этом ваше пророчество ничего не говорит, — хмуро заметил Джейкоб.

— Это потому что запоминать будет некому, — скрипуче рассмеялся Арчибальд.

— Вы так уверены в этом Седрике…

Я проснулся весь мокрый от пота, голова гудела, хотелось пить, но вставать было лень. Я уткнулся взглядом в паутину, которую паук сплел в углу камеры. На паутине жужжала муха, пытаясь вырваться из клейких сетей на волю. Но паук уже был готов прокусить её, желая отведать её жизненных соков.

Исходя из увиденного, напрашивался вывод, что вся эта катавасия со склепом была заранее спланирована Арчибальдом и Глостерами. Они просчитали каждую мелочь, и не просто просчитали, а в помощь им было некое пророчество.

Я ошибался, заговор был устроен не со стороны Варда. Не ворон стоял за всеми этими пешками, а какой-то жалкий Арчибальд. Как назвал его Вард — тень человека, гомункул. Даже как-то неловко стало за герцогов, что они так легко повелись на столь сомнительную авантюру.

Аристократы не верили в меня, вот в чём корень всех бед. Я казался им всем просто слабым безвольным мальчишкой. Они поддались панике, и нашли такой вот выход из ситуации, решив вышибать клин клином. Да только ума, чтобы подумать наперед, видимо, им не хватило, или они считали, что Седрика одолеть будет легче, чем ворона.

В какой-то степени их можно было понять. Они знали Эрика Герберта, то есть ещё не меня, а настоящего, с самого рождения, до того как его телом завладел я. И судя по всему это был безответственный малолетний дебил — оболтус и ходок. Это впечатление укоренилось в обществе у всех, и его не так-то просто было переломить, тем более, откровенно говоря, я не очень-то и старался.

Дверь камеры с грохотом открылась, пробудив ото сна Фила, который подскочив, как ужаленный, вмиг оказался на ногах. Прямо на пол нам поставили поднос с блюдами, в которых аппетитно дымилась еда.

— Ваш завтрак, — процедил стражник, с опаской косясь на Фила. — Суд состоится через полчаса.

Меня уговаривать дважды не пришлось. Я встал, продрал глаза, плеснул в лицо холодной водичкой и сразу набросился на еду. Кормили, надо сказать, в этой тюрьме не хуже, чем в каком-нибудь столичном ресторане. Тут вам и икорка, и масло, и запашистая каша на молоке, и даже кофеек.

Фил присоединился к трапезе без особого энтузиазма.

— Кажется, твой аппетит не может испортить ничего, — хмуро заметил он, размазывая кашу по чашке.

— Война войной, а обед по распорядку, — рапортовал я, откусывая смачный кусок хрустящего белого хлеба густо смазанного маслом с икрой.

Я подъел всё — за себя, и за Фила, и почувствовал, что силы и энергия при мне, а значит, я еще повоюю.

Пришли стражники. Нас заковали в кандалы, и теперь я понял, о каком магическом блоке говорил брат Лесли. Магию сковало намертво, так, что испуганный сокол во мне затрепыхался, забил крыльями. Мне стоило немалых усилий успокоить птицу в себе. Без магии я почувствовал себя каким-то неполноценным и абсолютно беззащитным. Да, к хорошему привыкаешь быстро.

Между тем нас посадили в экипаж и привезли к залу правосудия Триликого. Это было красивое старинное здание с колоннами и куполообразной крышей. На вратах изображена голова Триликого, а по краям этой здоровой грозной головы, стояли два брата в полный рост. У одного на цепях чаша, в которой полыхал алый костер, а у другого, золотой.

Меня тригернуло, вспомнился мой первый день в этом мире. Суд Триликого и сгоревшего заживо Урика.

Здание оцепили стражники. На улицах было не протолкнуться. Люди шумели, глазея на нас.