— А может, и не проявится.

— Может быть! Вечный русский «авось»! Иногда мне кажется, Лика, что для тебя это лишь занимательная игра. А ведь ты взвалила на нас огромную ответственность.

— И что ты предлагаешь? — горячо спросила Лика. — Сдать ее в детский дом? Там уж из нее точно ничего хорошего не выйдет.

— Девочке надо ходить в школу. Но ее никто не примет, пока у нее нет никакого официального статуса. Кто она нам?

Лика промолчала.

— Молчишь? То-то. Удочерить или установить над ней опеку при живой матери проблематично. Сначала надо добиться лишения ее родительских прав. В нашем любимом государстве права матери охраняются свято. Стоит ей пустить слезу на комиссии, и девочку ей вернут. О последствиях ты, я думаю, догадываешься.

Лика нехотя кивнула.

— Но должен же быть какой-нибудь выход! Нельзя ее отдавать. Я сегодня ее водила к Генриэтте Альбертовне. Она ее послушала, говорит, что у нее абсолютный слух и голосок очень милый. Согласилась, между прочим, с ней заниматься.

— Ну, насчет голоска это и глухому ясно. — Голос Анны Владимировны потеплел. — Мы же знаем весь ее репертуар! И что же она спела нашей старушке?

— Ты не поверишь! Это была бомба. Сначала, как водится, «Разлуку» и «Вова приспособился», а на закуску «Хабанеру» из «Кармен».

— Ого! А это-то откуда?

— Говорит, по телику вчера слышала. Слова свои, что-то вроде: «У любви, как у птички крылья. Ее непросто ощипать».

Анна Владимировна стремительно прижала ладонь ко рту, чтобы не расхохотаться. На глазах выступили слезы.

— И ни разу мелодию не соврала. Ты бы слышала, как: она выводила: «Любо-о-овь! Любо-о-овь!» Генриэтта просто таяла.

— Ну, предположим. — Анна Владимировна с трудом перевела дух. — А как быть с образованием?

— Я с ней позанимаюсь. Лариска вон рвется в бой. Маша у нее опять сегодня весь день провела. Справимся.

— И все же меня беспокоит юридическая сторона дела.

— Я, кажется, знаю, кто нам может помочь.

— Как же?

— Ольга Всеволодовна. Митина мама Она какая-то шишка в гороно. А не поможет, так посоветует что-нибудь.

— Так позвони ей.

Лика замялась, теребя в руках платок. Анна Владимировна удивленно приподняла брови:

— В чем дело?

Лика молчала.

— Это из-за Мити?

— Да. Позвони лучше ты.

— Может, объяснишь, наконец, что у вас стряслось?

— Ты же сама все знаешь. Он в меня влюблен.

— Ну, это и слепому видно. А ты лапа ему отставку из-за этого… как его… — она защелкала пальцами, — фотографа.

— Виталия.

— Угу. Он мне сразу не понравился.

— Но ты же его никогда не видела!

— И ни капельки не жалею об этом. Одно имечко чего стоит!

— Ma, ты странная какая-то. Не могут же все Виталии быть подонками.

Она запнулась, вспомнив колючие глазки Борова, вонючий дым в лицо и обещание поставить на конвейер. Всезнающий Нико уже успел ей объяснить, что это значит. Лику передернуло от одной мысли, что могло с ней произойти.

— В любом случае все позади. Помрачение рассудка было временным, без патологических изменений. — Она невесело усмехнулась.

— А если он позвонит? Опять помчишься среди ночи, задрав хвост?

— Нет, — Лика покачала головой. — Нет.

Она не все сказала матери. Он уже звонил, через три дня после кошмара на вокзале, клялся и божился, что приезжал с деньгами, но ни ее, ни Борова не застал, решил, что она не сталa ждать и сама уехала домой. Еще умолял о встрече, говорил, что соскучился, жаловался на Нинель, мол, достала его за эти три дня своим блядством и пьянством, хоть беги.

Она слушала его вполуха, не вникая особо в его слова, спросили только:

— Где ж ты был эти три дня? Почему меня не искал?

— А что тебя искать? — опешил он. — Не маленькая ведь. Я тут с Нинель колготился, ни сна ни отдыха. Виноват я перед ней, понимаешь?

— Понимаю. Решил искупить свою вину и поэтому меня Борову в пользование оставил, чтобы ему не обидно было. Очень хорошо понимаю.

— Да о чем ты? Какое такое пользование? Я не…

— Ты вот что, забудь мой номер и больше не звони.

Он замолчал, будто переваривал ее слова. Она хотела повесить трубку, но почему-то медлила. Размазывала манную кашу по тарелке, по выражению Ларисы. Тягомотина.

— А он правда тобой попользовался? — неожиданно спросил Виталий.

Лика растерялась, не зная, что ответить, столько было в его вопросе неподдельного любопытства.

— Эй, Ленка, не томи, — настаивал он. — Боров сам тебя трахнул или уступил кому-нибудь? Нет, погоди, не отвечай. Сам попробую догадаться. М-м-м, значит, так. Кликухи так просто не даются, то есть он наверняка импотент, логично?