Лика в нерешительности огляделась, не зная, что делать дальше. Он явно был не расположен помогать ей.

— Я пошла, — сказала она тихо.

— Угу.

Он по-прежнему лежал, не открывая глаз. Лика подошла к двери, еще чего-то ожидая, открыла ее, помедлила на пороге.

— Свой номер можешь записать на стене около телефона, — сказал он полусонным голосом.

Это окончательно доконало ее. С треском захлопнув дверь и глотая невесть откуда взявшиеся слезы, она выскочила в коридор. У телефона притормозила. Светлана. Рая. Оля. «Я еще вернусь». «Ох, эти усы! Не только для красы!»

«А пошел он куда подальше», — яростно подумала она. Пнула дверь и выбежала на улицу.

Следующие дней десять прошли как в тумане. Растревоженное либидо трепыхалось и не давало покоя.

Хуже всего было с мамой. Она сразу поняла, что что-то неладно. но не расспрашивала, а лишь смотрела озабоченна Лика то и дело ловила на себе ее взгляд, полный невысказанных вопросов.

Митя звонил несколько раз, и от этого становилось совсем скверно. Говорить с ним она не могла. Приходилось просить маму врать, что она на даче.

В конце концов, она действительно туда сбежала, но выдержала всего два дня и вернулась, надеясь… На что? Она и сама не знала.

Соседи звали играть в настольный теннис, но ракетка валилась из рук. Устроили пикник, закрытие дачного сезона. Она поехала, пытаясь развеселиться, но лишь глядела букой. Все выходило натужно, через силу. Казалось, ничто не способно ее развлечь.

— Что это с тобой происходит, Лика? — спросила ее, не выдержав, Катя, соседка по даче, старинная подруга детства. — Влюбилась, что ли?

— У тебя. Катрин, только одно на уме, — откликнулась Лика. — Чуть что, сразу влюбилась.

— Уж очень похоже.

«Похоже, похоже, — раздражённо подумала Лика. — Тоже мне любовь, просто похоть играет. Трахнулась с сексапильным мужиком, спасовала, а теперь кусаю локти. Дура безмозглая, тряпка! Плюнуть и забыть!»

Однако это оказалось не так-то просто. Она бросалась к телефону на каждый звонок, понимая в душе, что это не может быть он но, тем не менее, замирая в надежде.

«Зачем мне все это нужно? — пыталась она вразумить себя. — Радуйся, что дешево отделалась, и живи, как жила». Но доводы рассудка помогали мало.

Фен уютно жужжал в зеркальной тишине ванной. Лика рассеянно следила за многочисленными своими отражениями и размышляла.

Она собиралась на день рождения подруги и теперь пыталась сообразить, будет ли там Митя и как ей вести себя, если они все же встретятся.

С той ночи у Белого дома, когда она встретила Виталия, она ни разу не виделась и не говорила с Митей, знала, что рано или поздно этого не избежать, но как последняя трусиха. пряталась в свой улиточный домик.

Она никак не могла побороть в себе жгучее чувство вины, хотя и не до конца понимала, почему, собственно, должна его испытывать. Она — свободный, взрослый человек, никакими обязательствами с ним не связана, вольна делать, что хочет. Подумаешь, целовалась с ним на скамейке. Большое дело!

Однако весь этот внутренний монолог терял свою убедительность, когда она вспоминала его глаза, обращенные на нее. Чувство было такое, будто она подманила котлетой голодного пса, а потом эту самую котлету у него из-под носа и выдернула.

Лика выключила фен и тут же услышала из-за двери удивленный голос матери:

— Лену? Вы, верно, ошиблись, но…

Лика ринулась вон из ванной с отчаянным криком:

— Это меня, мама, меня!

— Одну минуту, — сказала в трубку мать и, повернувшись к Лике: — С каких пор ты Лена?

Лика вымученно улыбнулась ей и прижалась ухом к трубке.

— Алло!

— Ленка, чертовка. — Голос Виталия звучал возбужденно и радостно. — Ну и задала же ты мне задачку! Всю твою сраную журналистику перевернул, всех на уши поставил, но телефон твой все же достал. Так что первый подвиг для тебя я уже совершил. Счет открыт.

Лика с трудом перевела дыхание. Сердце колотилось где-то в животе, во рту пересохло. Казалось, она не сможет выговорить и слова. «Он искал меня, думал обо мне», — звенело, пело в мозгу.

— Эй, ты здесь? Что ты молчишь?

Лика сделала над собой гигантское усилие. Сердце вернулось на место, голос восстановился.

— Перевариваю информацию. Не маловато ли для подвига?

— Это с моими-то исходными данными? Ну, ты, даешь! Ни фамилии, ни отчества, только имя это птичье и словесный портрет. Но тут уж я расстарался. Рембрандт свою Саскию так не расписывал на холсте, как я тебя в деканате.

Лика счастливо рассмеялась:

— Я себе представляю.

— Не представляешь. Это надо было слышать.