Шрифт:
— Очень, — Рома сжимает губы, словно заново переживает те дни. — Но я был решительно настроен. Знал, что медицина — это моё призвание, и чувствовал ответственность за Иру и Руса. Учился днём, работал вечерами. Ира взяла академический отпуск, а потом её мама подключилась, помогала с ребёнком. Так и справлялись.
Я колеблюсь перед следующим вопросом, но всё же решаюсь:
— Прости за бестактность… Почему вы с Ирой разошлись?
Рома садится рядом, берёт мою руку в свои и начинает аккуратно поглаживать ладонь, словно этот жест может сгладить тяжесть воспоминаний.
— После универа я по контракту уехал служить. Хотел заработать, чтобы открыть своё дело. А Ира… Ей было сложно ждать. Она хотела, чтобы я был рядом прямо здесь и сейчас. Она не умела думать на перспективу, ей нужна была свобода.
— Свобода? — переспросила я, чувствуя лёгкое недоумение.
— Да, Рит. Спустя месяц после моего возвращения она собрала вещи и объявила, что едет с миссией "Врачи без границ" в Африку. Детей спасать.
— А Рус? — спрашиваю, чувствуя, как внутри поднимается странная смесь жалости и злости.
— А что Рус? — Рома пожимает плечами. — Сказала, что теперь моя очередь его растить. Сначала она звонила часто, я даже надеялся, что она передумает и вернётся. Но потом звонки становились реже, а разговоры короче. Она всегда говорила о своих успехах и планах, но ни разу — о возвращении. А потом призналась, что у неё там появились перспективы, которых здесь не будет никогда. И осталась. Насовсем.
Голос Ромы звучал спокойно, но мне показалось, что где-то в глубине спрятана боль. Он встретился со мной взглядом, и я увидела в его глазах не упрёк, не злость, а странную, тихую усталость от того, что всё вышло именно так.
— Она совсем не общается с Русом? — спросила я, чувствуя, что мой голос слегка дрожит.
— Редко. Раз в пару месяцев позвонит, спросит, как дела. Сын уже не обижается, но, думаю, ему больно, — Рома пожимает плечами, словно пытаясь этим жестом снять с себя тяжесть прошлого. — В его глазах Ира — идеал. Она же теперь для него герой, спасает жизни. Иногда мне кажется, он винит меня за то, что у неё такая "великая" миссия, а я просто… рядом.
— Ром, но ты не просто рядом. Ты для него и мама, и папа. Это не "просто".
Он поднимает на меня взгляд. Глаза такие глубокие, наполненные чем-то, что сложно описать словами — смесь усталости, благодарности и… надежды?
— Русу не хватает женщины в доме. Пусть он этого не говорит, но я вижу. Его мать для него — абстракция, а не реальный человек. Ты видела, как он на тебя смотрел?
Я чуть хмурюсь, вспоминая тот взгляд подростка. Там было что-то настороженное, смешанное с попыткой разобраться, кто я.
— Ну, думаю, это скорее от удивления. Не каждый день отец в отделении с кем-то целуется, — шучу я, чтобы разрядить обстановку.
Рома чуть усмехается, но в глазах остаётся та же задумчивость.
— Ты бы понравилась ему, если бы он позволил себе принять тебя. Я уверен. Ты слишком хорошая, чтобы не нравиться, Рита. Но он ещё ребёнок, которому трудно. Как и тебе, я знаю. — Он переплетает наши пальцы. — Просто не сбегай. Ни от меня, ни от него. Мы уже с этим сталкивались. Не хочется снова.
Слова Ромы пробивают меня до самой глубины. Во мне вдруг поднимается странное чувство — смесь нежности и желания быть частью этой странной, сломанной, но такой настоящей истории.
26
Рита
Смотрю на Рому, и в его взгляде читаю молчаливое ожидание. Он ждёт реакции, но внутри меня поднялась волна страха, с которой я не знаю, как справиться.
Я не умею создавать семью. Даже с Кириллом, который в итоге оказался худшим выбором, я ведь сначала поверила, что всё получится. И вот теперь мне предлагают что-то настоящее, что-то хорошее, а я думаю только о том, как могу это разрушить.
"Как я потом в глаза Русу смотреть буду?" — эта мысль бьёт сильнее, чем ожидала.
Горько становится от осознания собственной слабости. Рома не выглядит человеком, который способен предать, обмануть, уйти. Его слова, поступки — всё кричит о том, что он заслуживает доверия. Но внутри меня всё равно что-то ломает, шепчет, что доверять нельзя, что я опять ошибусь.
Он словно чувствует мои сомнения, но не говорит ни слова, давая мне пространство. И это только усиливает мою боль.
— Ром, — говорю, наконец, опустив глаза, чтобы не видеть, как он смотрит на меня. — Мне нужно время. Пожалуйста, не обижайся. Просто дай мне всё переварить.