Глубоко вздыхаю, словно хочу вдохнуть ясность, но всё внутри остаётся затуманенным. Решаю: дойду до ближайшего парка, посижу немного на скамейке. Может, там найду хоть какую-то ясность.

Сажусь на холодную скамейку в пустом парке, натягиваю капюшон на голову и прячу руки в карманы. Ветер пробирается под куртку, но я не ухожу. Нужно посидеть, дать мыслям хоть немного устаканиться.

Телефон в кармане начинает вибрировать. Лара. Конечно, кто ещё может выдернуть меня из этого состояния?

— Привет, — отвечаю тихо.

— Привет, подруга. Что случилось? Я тебе уже который раз за день звоню, — в её голосе звучит привычное смешливое удивление, но я молчу, и она тут же меняется. — Рит, где ты?

— В парке… Просто… гуляю.

— А ну марш ко мне, сейчас же! — перебивает она, не оставляя мне шансов на отговорки.

Собираюсь нехотя, будто силы уходят вместе с каждым шагом. У двери Лары меня встречает запах ванили и её осуждающе-любящий взгляд.

— Давай рассказывай, что случилось, — протягивает кружку чая и тянет к дивану.

Я начинаю с того, что Ира приехала, что Рома… до сих пор женат. Всё, что накопилось, выливается на неё, а она слушает, кивает, иногда вставляет резкие комментарии.

— Да пошла она… — в какой-то момент заявляет Лара. — Ты, главное, себя не накручивай. Если мужик пять лет был один и вот сейчас, с тобой, светится как лампочка, то уж точно не из-за её появления всё изменится. Но знаешь что? Давай ты сейчас поспишь, отдохнёшь. А потом мы подумаем, как с этим быть.

Она укладывает меня в своей комнате, накрывает тёплым одеялом и гладит по голове. Я засыпаю с её словами на повторе: "Ты справишься. У тебя всё получится."

Утро на работе, как всегда, начинается с рутинных обходов. Но вместо привычной усталости я ловлю себя на странном автоматизме движений. Всё делаю, как обычно, но мысли блуждают где-то далеко.

Постучав в очередную дверь, вхожу в кабинет осмотра. За столом сидит Пётр Георгиевич, мой давний пациент. Ему пятьдесят, но выглядит он лет на сорок пять: крепкий, импозантный, с выправкой, словно готовится на сцену.

— Маргарита Евгеньевна, рад вас видеть, — тепло улыбается он, легко поднимаясь с кресла.

— Доброе утро, Пётр Георгиевич. Как ваша нога? — спрашиваю, занимая место напротив.

— А нога-то у меня теперь как новая. Если бы не вы, так и хромал бы. Я тут уже всё своим друзьям рассказываю, что вы врач от Бога, — отвечает он с улыбкой, слегка приподнимая штанину, чтобы показать аккуратный шов.

— Это не только моя заслуга. Вы сами отлично справились с реабилитацией, — отвечаю, вглядываясь в его бумаги.

Пётр Георгиевич всматривается в меня внимательным взглядом и вдруг прищуривается.

— А что это вы сегодня такая грустная, Маргарита Евгеньевна? У вас ведь всегда улыбка такая, что хоть в кино снимай. А тут… будто весну украли.

Я невольно улыбаюсь его прямоте.

— Просто немного не выспалась, — коротко отвечаю, не желая вдаваться в подробности.

— Не поверю! У вас глаза как у человека, который чем-то расстроен, — наклоняется он вперёд, словно пытаясь разгадать меня. — Ну, если что, вы мне говорите. Я человек надёжный, умею слушать.

— Спасибо, Пётр Георгиевич, — отвечаю с тёплой улыбкой, ставя подпись в его карте.

Он откидывается на спинку стула и вдруг спрашивает:

— Маргарита Евгеньевна, а вы случайно на кофе не соглашаетесь с благодарными пациентами?

Я слегка улыбаюсь.

— Я думаю, вы справитесь с кофе и без меня, Пётр Георгиевич, — шучу в ответ, стараясь свернуть разговор.

— Да это не про кофе, это про компанию, — театрально вздыхает он, поднимаясь с кресла. — Ладно, ваша профессиональная строгость меня победила. Но помните, доктор, ваша улыбка лечит не хуже ножа хирурга.

Я благодарю его за комплимент, и он провожает меня до двери. Когда она закрывается, внутри становится чуть теплее.

Возвращаюсь в ординаторскую с лёгкой улыбкой, словно этот диалог подарил мне частичку сил. Но на пороге меня останавливает фигура Ромы. Он выглядит напряжённым, взгляд словно пронизывает насквозь.

— Рит, — начинает он с того, что сразу перехватывает инициативу. — Нам нужно поговорить. Сейчас. Пожалуйста.

Я смотрю на него, и всё, что копилось внутри, вновь поднимается комом. Но одно я понимаю точно — избежать этого разговора не получится.