Сеня кивнул.

– Тогда скоро вернусь, – встал с кресла Владимир Францевич.

Он вышел в коридор, скинул красивый халат и накинул на плечи пальто. Потом натянул на валенки калоши.

– Предлагаю тебе остаться у меня на ночь. Комната у меня свободная есть. Там и кровать имеется. Ну как?

Семён быстро согласился.

– Позвольте, я сапоги сниму? Ноги устали, – попросил он.

– Да ради бога, – разрешил сыщик. – Ты располагайся. Сделай себе чайку и пару дровишек подкинь в камин. Справишься?

– Смогу, – улыбнулся Семён.

Как и обещал, Владимир Францевич вернулся скоро. Но пришёл не один. В комнату с ним вошёл мужчина, у которого было бледное лицо и мертвецки синие губы. Мужчина был высок и строен. На первый взгляд ему не больше сорока лет. Одет он щёгольски, как одевались аристократы. На нём пальто ниже колен, с бобровым воротом и кепка с длинным козырьком. В руках он покачивал увесистую трость с набалдашником в виде волчьей головы. Сеня подумал, что если такого гражданина встретят на улице солдаты с винтовками, то рядовой проверкой документов эта встреча точно не закончится. Или его прибьют, или он всех положит. Наверное, у господина с тростью, под пальто и наган спрятан.

– Познакомься, Семён, – сказал Владимир Францевич, – это товарищ Деймон. Тоже из наших, из бывших. Он поможет тебе остановить убийства в городе… Очень на это надеюсь.

Сеня стоял у камина босиком, хлопал глазами. Сапоги его сохли чуть поодаль, с накинутыми на голенища портянками.

– Доброго вечера, товарищ Деймон, – протянул руку молодой милиционер, решив, что Деймон это фамилия.

Мужчина с синими губами оказался и вправду высоким. Рука у него была жилистая, сухая, сильная. Он пристально рассматривал Семёна. Глаза у Деймона были светло-серые и почему-то с красными крапинками на радужке. Таких глаз Сеня не видел никогда.

После рукопожатия по телу молодого милиционера пробежала дрожь, словно под китель проник уличный ветер. И подумалось, что не зря большевики революцию сделали. Пусть лучше простой народ страной управляет, чем такие… Сеня пожимал руку, подбирая определение, какие такие управляют. Когда рукопожатие закончилось, он понял, что Деймону подходит определение – не холодный или строгий, а именно бездушный.

– Вы, Семён, не волнуйтесь, – успокоил высокий человек. – Вы адреса мне назовите, где найдены трупы. И я помогу вам. Вместе мы непременно справимся. Верно, Семён?

Сеня кивнул, достал папиросу и закурил.

Потом снова показал снимки.

Деймон долго фотографии не разглядывал. Только кивал и, как показалось, улыбался, словно рассматривал рождественские открытки, а не мертвецов без конечностей.

– Как вас по отчеству, Семён? – спросил мужчина.

– Григорьевич, – быстро ответил Сеня.

Деймон удивлённо поднял глаза и улыбнулся тонкими губами, которые налились уже красным; вероятно, согрелись.

– Значит, вас зовут Семён Григорьевич? А фамилия ваша как?

– Никитин, – также быстро ответил Сеня.

– Ну, конечно… Никитин… – продолжал улыбаться Деймон, вспоминая одного известно Григория, только с другой фамилией – Вершинский.

***

Где-то за пределами Москвы.

Под струями, холодного дождя, я смывал с рук свежую кровь. В грязи лежало два растерзанных тела. Это были вампиры. Я только что без сожаления и истерик сжёг их сердца, избавив Москву от своих мучителей.

Пришлось за ними погоняться. Была веская причина, отправиться в ночное приключение.

Эти двое совсем распоясались. Решили, что раз в стране революция и повсеместный бардак, то можно охотиться на людей, словно на куропаток в лесу. Но я всё также твёрдо стою на страже спокойствия людей. Только я на этой планете настоящий охотник. А они… а эти два вампира уже перегной и подкормка для червей. Осталось закопать их на два метра вглубь, чтоб лишить ненужных сплетен местных крестьян. Деревенским мужикам и без мёртвых кровососов сейчас лихо.

Я стряхнул с ладоней капли воды с остатками крови и взялся за лопату. Работа ждала меня неблагодарная.

Через десять минут я вырыл приличную могилу и скинул тела в слякоть. Потом завалил землёй и закидал ветками хвои.

Настроение у меня было паршивей некуда. Нет, мне вовсе не жаль вампиров и даже тех, кого они иссушили. Привык уже к смертям. Я сожалел лишь о потери своего оруженосца. Парень был молодой горячий и, к сожалению, недальновидный. Хранилище в нём было объёмное, воин из него мог получиться на славу прочим. Но он сбежал. И во всём виновата революция.

Мой оруженосец оказался идейный и рванул на юг России, в Крым, чтобы пополнить ряды Белой армии. Хотя сам он из крестьянской семьи. Кровь у него не голубая, кость не белая – обычная человеческая кость, мужицкая. Но почему-то ему жуть как не нравились новые порядки.