— И надолго? — добавляет Клава, уже более серьёзным тоном.

Я отвечаю уклончиво, стараясь не затягивать разговор. Сашка, довольный собой, вновь вмешивается.

— Да всё нормально у него. Главное — я за него отвечаю. Правда, Беркут?

Я киваю, чувствуя, что этот разговор уже затягивается. Девушки ещё некоторое время о чём-то спорят между собой, пока Сашка решает разрядить обстановку новой шуткой.

— Ладно, девчонки, не грустите. Я его в целости и сохранности верну, а вы тут пока за нас кулаки держите.

Клава смеётся, Маша качает головой и улыбается краешком губ.

Мы с расстаёмся с девушками.

И остаемся с Сашкой вдвоем. Ночь давно спустилась на базу, и вокруг — лишь тени гор и редкий свет от тусклых лампочек, развешанных на столбах по территории лагеря.

Мы сидим на плоском камне, я верчу в руках трофейный фонарик, который толком не работает, а Сашка, вытянул ноги, будто пытается слиться с землей.

— Слушай, Беркут, — вдруг говорит он, — Я с тобой в Москву поеду.

Я поднимаю голову. Не сразу понимаю, о чём он. Москва? С какой стати?

— Ты это серьёзно, что ли? — спрашиваю, глядя на него, будто он только что заявил, что собрался прыгнуть с парашютом без купола.

— Серьёзно, — отвечает Сашка, спокойно так, будто речь о том, какую тушёнку мы завтра откроем.

— А домой?

Он молчит. Потом садится, кряхтя, как старик, вынимает из нагрудного кармана письмо. Простая бумага, но по его лицу видно — она тяжелее свинца. Он не спешит разворачивать. Я уже чувствую, что сейчас будет жесть.

— Чего там? — не выдерживаю.

Он наконец разворачивает лист, сглатывает и начинает читать. Голос хриплый, будто в горле ком.

— «Сашенька, я больше не могу тебя ждать. Нашла другого… Не обижайся, так будет лучше для нас обоих…».

Он не дочитывает.

Резко комкает бумагу в кулаке и швыряет её в сторону.

Я молчу. Слов нет.

Почему он читает это мне, а не говорит с ней?

Но спрашивать об этом сейчас — как самому в открытую рану лезть.

— Саш, ну… бывает, — выдавливаю наконец. — Женщины такие — ветреные, вчера ещё любили, а сегодня — нет. Финита ля комедия. Комедия окончена.

Он хмуро смеётся.

— Ты не понимаешь, Беркутов. Не в этом дело. Я просто не хочу домой. Там всё пропахло ею. Даже дверь на чердаке скрипит, как её голос.

Смотрю на него. Парень, который всегда шутит, подколет любого, даже командира, сейчас сидит передо мной, словно крыша на него обвалилась. Жалеть? Нет, он этого не потерпит.

Не знаю, как ему помочь.

— Мне только там в наш сельсовет смотаться надо и обратно, я мигом.

— Зачем тебе тогда этот сельсовет? — перебиваю. — Езжай сразу со мной, чего тянуть?

Он кивает, будто сам с собой соглашается.

— Надо отметку поставить. Чтобы по бумагам всё чисто. Но в дом я не зайду. Там… там мне больше нечего делать.

— Ладно, Сашка, — решаю. — Поедем сначала в Москву, я выполню доверенное мне поручение. Затем сгоняем в твой сельсовет, — смотрю на него строго. — Тебя действительно проконтролировать надо, чтобы дров не наломал там. Ну, а потом — прямиком ко мне на родину.

Сашка смотрит на меня пустыми глазами, будто не слышит меня, думает о своем.

— Вот и всё, — бурчит он, отворачиваясь. — Знаешь, что самое поганое? Даже не жалко.

— Почему? — спрашиваю, чувствуя, как внутри поднимается что-то неприятное. — Не жалко? Чего-то я не понимаю.

— Потому что её «любовь» оказалась дешевле грязного солдатского сапога, — отрезает он. Потом, замявшись, добавляет: — Письмо это пришло после того, как кто-то из части ей написал, что я ранен. Мол, ногу потерял.

— Кто написал? — напрягаюсь.

— Вот и я хотел узнать, — криво усмехается он. — Найти бы этого «друга», да морду ему начистить. Но потом остыл. Знаешь, почему?

Смотрю на него в упор.

Сашка выдыхает, глаза его куда-то вдаль упираются.

— Потому что понял, если бы реально такое случилось, она бы меня предала. Просто бросила, как хромую собаку! А я, дурак, думал, десять лет жизни — это что-то значит.

Сашка вдруг хмурится и продолжает.

— До меня слухи дошли. Помнишь Лену, медсестру? Она ведь не перевелась из части. А уволилась.

— Ну?

— Знаешь, где она теперь? В госпитале в Ашхабаде. Искала Саню по всем госпиталям. Нашла своего Шохина. Помнишь его?