— Егор, справа! — голос Лёхи доносится, и я инстинктивно перекатываюсь в сторону. Пули просвистывают над головой, но я уже на ногах, веду ответный огонь.

Вижу одного из них. Высокий, бородатый, в чалме. Он целится в меня, но я не даю ему шанса. Одна короткая очередь — и он падает. Но тут всё меняется.

— Лёха, прикрой! — командую я. Разворачиваюсь, стреляю, еще один ликвидирован.

Группа Берегового начинает атаку со стороны скал. Сверху стреляют снайперы по боевикам, которые устремляется к расщелинам в горах.

Мы действуем по плану, как отлаженный механизм. Связь по рации — короткая, чёткая. Дают зелёный свет, и мы двигаемся ближе, подходим к первому из строений, низкому дому с выбитыми окнами и полуразрушенной крышей.

Бойцы распределяются вдоль стен, прикрывают друг друга, проверяя каждый угол, каждую трещину. Ветер гонит пыль, и я чувствую, как на зубах скрипит песок, но это сейчас ерунда. Главное — зайти так, чтобы они нас не услышали.

Я подаю знак рукой, и первый из моих бойцов, Лавров, метким движением швыряет дымовую гранату к узкому входу. Взрыв — глухой, едва слышный, но густой дым заполняет помещение. Мы врываемся внутрь, не теряя ни секунды. Перед глазами всё расплывается в сером мареве, но я вижу, как тени боевиков мелькают в углах, двигаются нервно, беспорядочно. В таких условиях враг всегда нервничает, и это нам на руку.

— Первый дом зачистить! –командую, голос чёткий, твёрдый, в наушниках эхом доносится короткое «Принято». Мои бойцы двигаются слаженно, как один. Вижу, как Лавров метким выстрелом снимает одного, затем второго. Остальные прикрывают, на мгновение в доме воцаряется тишина.

Переходим к следующему дому. Этот побольше — с закрытыми ставнями, выглядящий крепче. Понятно, что они могут засесть здесь, отстреливаться, тянуть время.

Я подаю сигнал группе бойцов, которые заходят с противоположной стороны, окружая строение. Мы, словно стальная ловушка, захлопываемся вокруг. Один из бойцов на крышу — занять высоту, оттуда всегда лучше виден обзор. Шумно, словно изнутри кто-то переговаривается. Их точно больше, чем мы предполагали, но это нас не останавливает. Больше будет добычи.

— Трое сзади! Подкрепление с севера! — слышу в наушнике, и сердце моментально ускоряет ход. Боевики дернулись, огонь резкий, перекрестный. Они хотят нас поджать, но мы идём плотнее. Шум автоматных очередей заполняет пространство, но каждый выстрел — уверенный, целенаправленный. Прикрываю бойцов, как только могу, и на секунду успеваю заметить движение на крыше дома напротив.

Секунда, и я поднимаю автомат, прицеливаясь. Противник дерзкий, не знает, что его уже выследили. Грохот — и он исчезает в клубах пыли.

— Всё чисто! — докладывает группа, и мы быстро движемся вперёд, зачищая дом за домом. Всё идёт по плану, враг вынужден отступать, шаг за шагом отходит к центральной площади, где их уже ждёт засада.

А вот и он — Бурхан. Вижу вдалеке их главного, здоровенного мужика с автоматом, который жестами что-то яростно объясняет своим. Его лицо красное, пот струится по лбу. Но сейчас это его последняя ошибка — он слишком близко к нам. Секунда — и его накрывает ещё одна граната, вся площадь погружается в пыль и дым.

Мы ещё немного поджимаем их, они выбегают один за другим, растерянные, обезоруженные, но расслабляться рано. До меня доходит сигнал с нашего пункта.

— На другом конце деревни могут еще укрываться боевики. Там заметно движение.

— Зачистить оставшиеся дома! — отдаю приказ своим бойцам.

— Боюсь в деревне среди жителей сейчас начнется паника, — кричит подскочивший ко мне лейтенант Семёнов. — Если жители начнут метаться среди строений, то оставшиеся боевики Бурхана обязательно воспользуются этим.

— Не думаю, что люди добровольно вылезут из своих укрытий, если только…

Я умолкаю на полуслове, увидев посреди улицы чумазого босоного пацаненка лет четырех, внутри себя рычу, как зверь от собственного бессилия.

Пацаненок ревет, размазывая грязь по лицу. От грохота канонады огневых залпов, и, по всей вероятности, потеряв мать. Зачерствевшее сердце солдата сжимается. А ситуация меняется буквально молниеносно. Из полуразрушенного дома напротив с черными зияющими провалами вместо окон, выскакивает молодая женщина вся закутанная в черное. Длинная юбка, кофта с длинными рукавами и черный платок на голове.

— Не стрелять! — ору своим.

Мать твою!

Прямо в прицеле стволов нашей группы она, хватает пацана на руки, мечется. И неожиданно бросается в сторону расщелин скал, пытаясь укрыться от огневого штурма. Все местные знают и пользуются этими тоннелями, как проходами.

Что за?!.

Только не туда! — вырывается рык из моей груди.

Не туда! Там приказ — стрелять на поражение в любого, кто будет приближаться к скалам, к его тоннелям.

Женщина с ребенком на руках бежит просматриваемая со всех сторон — как на плацу. Хоть бы одета была в белое, могли решить — бежит сдаваться. Так нет, вся в черном, на той стороне могут за боевика принять. А то, что с ребенком, так мол спецом забрал, что пожалеют русские дитя — не выстрелят.