Шрифт:
Всё пропитано пылью, выхлопами и ощущением войны. Вокруг солдаты, техника, вертолёты. И над всем этим гул — постоянный, тяжёлый.
Ремень рюкзака перекидываю через плечо. Стою, осматриваюсь. Вдруг замечаю, как из толпы ко мне целеустремлённо идёт какой-то парень.
Вроде бы обычный, ничего особенного. Короткая стрижка, выгоревшая на солнце куртка-«афганка», за плечом видавший виды рюкзак. Но что-то в его лице цепляет.
Парень улыбается и ускоряется, почти бежит.
Кто он и зачем? Неужели из тех, кто «помнит всё»? Или просто случайный встречный, который решил, что я свой?
— Глеб! — кричит он, как будто знает меня всю жизнь.
Я останавливаюсь, сдвигаю рюкзак с плеча. Смотрю на него внимательно, но так и не понимаю, кто это.
— Ты меня не узнаёшь? — спрашивает он, уже почти рядом.
— А должен? — в голосе больше холодной настороженности, чем радости.
Парень замирает на секунду, будто удивляется, а потом смеётся — нервно, надломлено.
— Серёга я! Сергей Беркутов. Брат твой, Глеб.
Мир перед глазами словно спотыкается.
Брат? Серёга? Мой старший брат. Этот мужчина с жёстким взглядом, немного обветренным лицом и слегка потрёпанной курткой — он?
— Не может быть, — вырывается у меня.
— А ты думал, что мы уже не встретимся в этой жизни? — отвечает он с ухмылкой, но в глазах вижу что-то вроде облегчения, словно он не ожидал меня увидеть.
Серёга смотрит на меня внимательно, потом коротко и резко обнимает. Я чувствую, как он хлопает по плечу, будто проверяя, настоящий ли я.
— Ты живой… Слава Богу, живой, — произносит он тихо, но в голосе столько эмоций, что у меня сжимается горло.
Я отступаю, пытаясь собраться с мыслями.
— Но что ты тут делаешь, Серёга? Тебя же не должно быть здесь. Дальний Восток, служба… Как ты в Афгане оказался?
Он только качает головой:
— Долгая история, брат. Здесь не место говорить.
— Где тогда?
— У меня адрес есть. В Кабуле.
Про Дальный Восток я сказал почти наугад, кадровик предположил, но сказал, что данные неточные…
Я смотрю на Сергея пристально. Ему двадцать шесть, но кажется, будто он старше. Коротко подстриженные волосы обгорели на солнце, кожа загорелая, нос облупился.
Щетина на подбородке небрежная, как у человека, который не успел побриться, а глаза… Глаза Серёги серого стального цвета, взгляд жёсткий.
Куртка на нём стандартная, песочного цвета, с чуть стёртыми шевронами. На ногах грубые ботинки, из-за которых он кажется чуть выше. Руки натруженные, плечи широкие. Это не просто мой брат, а уже мужик, который многое повидал.
— Ты сам-то как? — спрашивает он, уже спокойнее.
— Как видишь. А ты?
— Я — рад, что ты тут. Рад, что ты цел.
Его слова звучат искренне, но я чувствую, что за этой радостью скрывается какое-то беспокойство.
— Серёга, что происходит? Почему ты здесь?
— Потом, Глеб. Всё потом. Давай доберёмся до места.
Садимся на старый УАЗик, что уже ждёт нас на стоянке, и направляемся в город. Серёга объясняет что-то водителю на ломаном их языке, и тот кивает. Едем молча, только кабульская пыль забивается в глаза и рот.
С водителем шустро сумел договориться брат, словно здесь не впервые.
Серёга часто оглядывается в окно, словно проверяет, нет ли за нами слежки. Я молчу, потому что вопросов слишком много, а ответов пока что нет.
Брат протягивает мне клочок бумаги с адресом, видно, как дрожит его рука. На листке наспех написан адрес.
— Откуда это у тебя? — спрашиваю удивленно, глядя на брата, подняв бровь.
— Ты чего такой напряженный, словно я тебя в ловушку заманиваю, должны же мы где –то остановиться.
— Разумеется. Но ты можешь объяснить, кто тебе дал этот адрес?
— Позже, объясню.
Хочется взять его за грудки и вытрясти из него все, о чём он не договаривает.
Сам себя останавливаю, он же мой брат.
Ну, если, конечно, брат…
Кабул мелькает за окнами, грохочет пыльными базарами на горизонте, как другой мир. Кварталы из бетона, блок посты на подступах, — проверяют документы.
Пятиэтажный дом, к которому мы подошли, построен в 1970-х годах, типовая «хрущёвка». Дома такого типа часто возводили советские строители в братских странах, в том числе в Афганистане, как часть помощи социалистическим союзникам.