Как ни странно, Забава не легла, а села. На длинной стороне нижней, да еще почти вплотную к дальней стене. Кстати, сделав это не только очень пластично и красиво, но и абсолютно бездумно. Мысленно отметив, что известная поговорка «Кровь не водица» имеет к этой девушке самое прямое отношение, я невольно оглядела ее с ног до головы и практически сразу подобрала предельно точное определение ее внешности – «ладная». Почему именно это? Да потому, что красота Беклемишевой была, если можно так выразиться, «спокойной»: любая отдельно взятая черта, начиная с чуть курносого носика, покрытого едва заметными веснушками, и заканчивая точеными щиколотками, выглядела заурядно. Но «весь комплект», попавшись на глаза хотя бы раз, цеплял за душу и пускал в ней корни!

Пока я занималась… хм… оценкой экстерьера, Даша успела устроиться поудобнее, затем кинула взгляд на терминал управления, авторитетно заявила, что ее любимый мужчина появится в течение пары минут, и закрыла глаза.

Почувствовав, что и это определение ее отношения к Локи использовано предельно серьезно, я слегка зависла, ибо до этого слышала только «братика», «сыночка» и «друга детства». Но когда вспомнила все, что ради гипотетической возможности отомстить наобещала человеку, которого на момент принесения клятвы не знала вообще, мысленно обозвала себя дурой. Ведь кровного родства между этими ребятами не было, а настолько близкая дружба могла запросто перерасти и в любовь.

К моему удивлению, Локи появился в указанном промежутке времени, с ног до головы покрытый основательно пожелтевшими синяками. Открыв стеклянную дверь, ввалился внутрь, с трудом забрался на нижнюю полку, постелил полотенце на верхнюю и рухнул на него плашмя. Затем, не глядя, потрепал Беклемишеву по волосам и безвольно свесил руку вдоль ее тела. А она, явно обрадовавшись мимолетной ласке, вцепилась в широченное запястье, сдвинула его к себе на грудь и принялась бездумно перебирать пальцы.

У меня тут же оборвалось сердце, ведь еще две недели назад я точно так же «отдавала» руку Оксанке, а она, зажав между тощих бедер маленький фонарик, складывала мои пальцы в разнообразные фигуры и любовалась тенями на потолке! Вскинув взгляд вверх и не обнаружив искомого, я сжала зубы и вытаращила глаза, чтобы удержать слезы. Увы, без толку – они катились по щекам одна за другой и не собирались останавливаться. Попытка переключиться на что-нибудь менее болезненное тоже провалилась – уткнувшись взглядом в противоположную стену, я вдруг увидела перед внутренним взором бьющееся в агонии почти безголовое тело мамы и две кошмарные дыры в грудной клетке сестры. Нет, никаких угрызений совести я не испытывала, убедившись в правильности своего поступка еще в первые дни общения с «мозголомами» «Аиши». Но уверенность в том, что смерть от моих рук уберегла родных от в разы более кошмарной участи, нисколько не мешала плавиться от душевной боли!

Пара минут безмолвного крика – и я, наконец, догадалась, что можно выйти из парилки. Выбегать, сломя голову, было бы крайне некрасиво по отношению к Логачеву и Беклемишевой, поэтому я собралась с силами, более-менее спокойно заявила, что согрелась, и неторопливо вышла наружу. А тем, разбежавшись, прыгнула в крошечную – два с половиной на два с половиной метра – купель.

Ледяная вода смыла слезы и основательно взбодрила, но настроение в норму не вернула. Поэтому я выдохнула из легких большую часть воздуха и ушла ко дну. И висела над ним до тех пор, пока была в состоянии терпеть. Потом оттолкнулась ногами, вылетела на поверхность, вдохнула и… услышала голос Забавы, полный искреннего сочувствия:

– Что, совсем плохо, да?

Я чуточку поколебалась, а затем утвердительно кивнула.

– Что ж, значит, ну ее, эту парилку – сейчас мы с тобой высушим волосы, возьмем пару бутылок вина, запремся в игровой и от души наревемся!

А когда я попыталась что-то возразить, криво усмехнулась:

– Это будет правильно – знаю по себе. Так что уволоку, даже если ты будешь сопротивляться. Или попрошу Ярика тебя туда отвести…

Глава 5. Ярослав Логачев.

20 марта 2352 года по ЕГК.

…Девчонки вломились ко мне в спальню в начале пятого утра пьяными в дым. Забава, игравшая первую скрипку, помогла Дарье вписаться в дверной проем и, запинаясь чуть ли не через слово, продолжила речь, начатую еще в игровой:

– …и даже… не спорь: самое уютное и… безопасное место во всей Все-е-еленной – это место… па-а-ад мышкой у моего… любимого мужчины!

Пока я пытался сообразить, это все еще сон или уже реальность, «любимая женщина» украдкой показала мне кулак и все так же украдкой изобразила последовательность жестов, которые можно было перевести, как «ей ОЧЕНЬ плохо, только попробуй оттолкнуть!»

К этому времени парочка, покачивающаяся из стороны в сторону, преодолела практически все расстояние от порога до моей кровати, а Федосеева созрела до ответа. Правда, его я не разобрал из-за того, что девушка была не в состоянии внятно говорить. Зато ее собутыльница поняла все. И не на шутку обиделась:

– Что ты несешь?! Ты – его Спутница, а зна-… значит, ему и в голову не придет… запретить… Опять же, ты… это… пришла просто проверить… уютно ли рядом и ним… и-и-и все! Па-а-аэтому лезь под простыню… забирайся ему под руку… И не забудь… хорошенечко обнять – так вообще ничего не страшно!

Что самое забавное, Дарья ее послушалась: выпуталась из объятий, сбросила на пол банный халат, кстати, где-то потерявший пояс, и, не удержав равновесия, рухнула на четвереньки. Слава Богу, на кровать. Потом, качаясь, как былинка на ветру, сделала несколько коротеньких «шажочков», кое-как отбросила в сторону простыню, мимоходом оголив меня до пояса, упала рядом, ввинтилась под руку, «хорошенечко обняла» и уткнулась носом в грудную мышцу:

– Ни-иче так, миленько… И-и-и па-ахнет хр-шо…