Хадсон ставит меня в безвыходное положение.

О, привет, у тебя есть дочь. У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы смириться с этим, прежде чем мы введем ее в семью. И, черт возьми, почему бы нам не включить ее в попечительский совет «Норт Индастриз», раз уж мы об этом заговорили. Уверен, Август будет рад добавить ее в свое завещание.

Черт.

— Хейс? — Голос Элли доносится из прихожей, и несколько секунд спустя я наблюдаю, как та осторожно выворачивает из-за угла в гостиную. — Что, черт возьми, здесь произошло? — Она изучает открытое пространство, рассматривая сломанную мебель, стекла и хаос. — К тебе кто-то вломился? — Элли медленно направляется ко мне, где я сижу, свесив ноги, в столовой со стаканом скотча, болтающимся в руке. — Почему здесь так темно?

Верхние лампы ярко вспыхивают, и я уворачиваюсь от их света, когда боль пронзает мой череп.

— Извини, — говорит она и возвращает свет в тусклое положение.

Ее высокие каблуки щелкают по мраморному полу, битое стекло скрежещет. Элли переворачивает стул в столовой и ставит его прямо передо мной. Наклоняя голову, чтобы поймать мой взгляд, она хмурится.

— Привет.

В качестве ответа я выливаю в горло то, что осталось в моем стакане.

— Плохой день? — Она окидывает комнату взглядом, делая неверный вывод.

— Это я сделал. — Мой голос хриплый, как будто я не пользовался им уже много лет.

Ее идеальные брови удивленно взлетают вверх.

— Ты?

— М-м-м... — Я наливаю себе еще один полный бокал. — Выпьешь? — предлагаю ей.

— Спасибо. — Она отхлебывает алкоголь. — Наверное, поэтому ты мне и позвонил.

Она права.

Элли — мой единственный настоящий друг. То, что началось как деловые отношения: она была девушкой по вызову, а я нуждался в простом общении, превратилось в настоящую дружбу, за которую я настаиваю на оплате. Ее время ценно, и неважно, уделяет она мне это время как друг или как трах, я плачу ей.

Она делает большой глоток виски, затем тянется, чтобы поставить стакан на стол. Темными глазами изучает мои.

— Что я могу сделать?

Я опускаю голову.

Элли обхватывает мягкой рукой мою щеку и поднимает мое лицо к своему.

— Эй. — Большим пальцем проводит по моей нижней губе.

Я ловлю ее за запястье и отстраняю ее прикосновение.

— Не это.

Ее брови сходятся вместе.

— Нет?

Я качаю головой.

— Тогда что?

Провожу двумя руками по волосам и дергаю за пряди. Я пьян. Устал. Мне больно. И я запутался. Так чертовски запутался.

— Могу я рассказать тебе историю?

— Конечно.

Я тянусь за стаканом со скотчем, отпиваю, затем протягиваю ей.

— Тебе это понадобится.

Она берет его и кивает, устраиваясь поудобнее и ожидая, когда я выложу свои самые глубокие темные секреты, историю, которую никто не знает, кроме меня.

И вот так я рассказываю ей.

Все.

Бутылка скотча почти закончилась. Прежде чем расположиться для рассказа, мы переместились от обеденного стола к дивану, который мне удалось перевернуть и собрать обратно. Я рассказал Элли всю историю о Ванессе и Хейван.

— Я не знаю, что теперь делать. — Тру глаза, прогоняя пульсирующую головную боль. — Я не могу быть чьим-то отцом.

— Она не маленькая девочка, Хейс. — Элли слушала меня весь вечер без тени осуждения в глазах. — Она выросла и не нуждается в отце. Может, попробуешь стать ее другом?

Я перестаю тереть глаза и моргаю, чтобы рассеять туман.

— Я никогда не был хорошим другом, тебе ли не знать. — За все время, что Элли помогала мне, она редко просила меня о помощи в ответ.

Элли тихонько смеется, как будто то, что я сказал, самая глупая вещь, которую она когда-либо слышала.

— Наши отношения уникальны. Ты мне платишь, так что это не считается.

— Для меня считается.

Ее улыбка грустная.

— Не жалей меня. — Ненавижу жалость, которую вижу в ее глазах.

— Ничего не могу поделать. Знаешь, что я думаю? — Она не ждет моего ответа. — У этой девушки есть целая семья, о которой она ничего не знает. Ты сказал, что Хадсон и Лиллиан уже любят ее. Кингстон тоже полюбит. Тебе не нужно ничего делать, просто будь рядом, пока ее мир открывается для целой ветви ее генеалогического древа. Кто знает, может, ты узнаешь ее получше и поймешь, что у вас много общего.

Уголок моего рта слегка приподнимается, когда я вспоминаю, чем Хадсон поделился со мной.

— Ей нравятся фильмы ужасов.

— Правда? — Ее глаза загораются от волнения. — Напоминает мне тот случай, когда ты заставил меня пойти с тобой на «Экзорциста», и я всю ночь пряталась в своем свитере.

— Хадсон говорит, что она увлекается модой или дизайном... — Я хмурюсь, потому что это совсем не похоже на Ванессу или меня, насколько я знаю. Несс была мозгом. Естественные науки, математика, европейская литература. Она была настроена на Стэнфорд. Я хмурюсь. Как ей удалось поступить в Стэнфорд с ребенком?