Она смеется, потом ухмыляется, и, черт возьми, эта ухмылка всегда напоминала мне о Хе... доноре спермы.

— Если хочешь отвезти меня домой, тебе придется тащить меня туда, и я буду брыкаться и кричать всю дорогу.

Каблуки втоптаны. Уперлась рогом. Абсолютно непоколебима. Вот это она получила от меня.

— Поцелуй на прощание свою машину, — говорю сквозь стиснутые зубы. — И телефон. Ты под домашним арестом до конца жизни.

— Да, только мне скоро исполнится восемнадцать, так что...

Этот разговор ни к чему нас не приведет, и это далеко неидеальный вариант — вести его в присутствии людей, которых, как я надеялась, больше никогда не увижу.

— Хорошо, Хейван. — Весь воздух выходит из моих легких, но я отказываюсь признать поражение перед аудиторией. — Я буду в «Маркони», когда ты будешь готова к разговору.

— Пожалуйста, не уходи, — говорит блондинка. — Ты можешь остаться...

— Нет. — Я должна уйти. Мне нужно подумать. Я на грани срыва и скорее умру, чем сделаю это на глазах у Хейса. — Но... — Обращаюсь только к женщине, которая, как я предполагаю, судя по тому, как Хадсон обнимает ее, является его женой. — Если с моей дочерью что-нибудь случится…

Она уже кивает.

— С нами она будет в безопасности.

— Хейван, — говорю ей, несмотря на то, что она продолжает сверлить меня взглядом. — Все, что я когда-либо делала, было ради тебя.

Она грустно смеется.

— Что бы ты здесь ни искала? Надеюсь, ты это найдешь. — С этими словами я ухожу от своей малышки, оставляя ее с мужчиной, которому она была не нужна.

Хейс

Черт возьми, Ванесса, мать ее, Осборн.

Она ничуть не изменилась. И, конечно, уже не та невинно выглядящая девушка, с которой я встречался в старших классах. Она стала старше. Сексуальнее в том смысле, в каком женщины становятся сексуальными, когда обретают красоту и уверенность в себе. Ее волосы все еще темно-каштановые и гладкие, но вместо длинных локонов, которые касались ее талии, она носит сексуальный боб, который в сочетании с ее непоколебимой позицией делает ее чертовски пугающей.

А меня нечасто что-то пугает. Типа, никогда.

Ее зеленые глаза все еще искрятся огнем, а розовые губы так же соблазнительны, как и тогда, когда мы были подростками.

Подростками.

Святое дерьмо... у нас есть дочь.

Мне кажется, что мой мозг вот-вот начнет вытекать из глаз и ушей, и пульсация такая сильная, что я обхватываю голову руками и стону.

— Хейван, — говорит Лилиан. — Как насчет того, чтобы пойти перекусить рогаликом или кусочком пиццы...

— Я не ем углеводы, — отвечает она как несносный подросток.

Я бросаю на нее взгляд и отшатываюсь, встретившись с еще более яростным взглядом. Боже правый, мне стоило догадаться, что у нас с Несс получится ожесточенный, как черт, ребенок.

— Ладно, может, выпьем по коктейлю, и я покажу тебе Центральный парк? — Лиллиан не дает Хейван шанса сказать «нет», когда выпроваживает ее из квартиры. — Уверена, твоему... э-э-э... Хейсу есть о чем подумать.

— Как скажешь.

Дверь за ними закрывается, и я наконец-то делаю вдох полной грудью. В комнате тихо, только слышно шарканье ног Хадсона, который возится на кухне. В конце концов, он выдвигает табурет рядом со мной и ставит бокал, наполовину наполненный янтарной жидкостью.

Виски, скотч, текила, ром? Ответ не имеет для меня значения.

Я опрокидываю полстакана одним большим глотком.

— Текила. — Слово с трудом вырывается из моего пересохшего горла.

Хадсон опрокидывает в себя гораздо меньшую порцию.

— Мне показалось, что это уместно. — Он наливает нам еще две порции.

Я выпиваю свою, затем ставлю пустой стакан на стол.

— Ты знал?

Тот факт, что он наливает третью порцию, выдает его ответ. Хадсон опустошает стакан и чмокает губами, прежде чем пробормотать:

— Да.

Не горячись. Выбивание дерьма из своего близнеца не принесет ничего хорошего. Хотя, возможно, это будет приятно.

— Как долго? — На этот раз я сжимаю кулак на случай, если мне придется его ударить.

— Хейс, ты действительно хочешь поговорить об этом прямо сейчас?

Я наклоняю голову ровно настолько, чтобы поймать его взгляд.

— Как. Долго.

Выражение его лица искажается от сожаления.

— Все время.

Я сжимаю зубы так сильно, что боль пронзает мою челюсть.

— Ты знал, что у меня есть дочь.

Хадсон не отвечает. Ему это и не нужно. Выражение лица говорит само за себя.

— И ты не подумал сказать мне.

— Ванесса заставила меня пообещать...

Мой стакан разбивается о ближайшую стену. Бутылка текилы — следующая. Я встаю. Отбрасываю барный стул и слышу треск там, где он приземляется.

— Ты мой брат! Моя плоть и гребаная кровь! — Следующим я швыряю его стакан, но ярость не утихает.

— Хейс...

— Не разговаривай со мной! — Я двигаюсь к двери, расшвыривая все, что стоит на моем пути. — Оставь меня в покое, мать твою!