В цитадель оракулов он попал часом позже. Великий ковер, свисающий меж хрустальных колонн, напоминал грязную тряпку, по которой расплылась кровь.

— Кто-то умер? — поинтересовался Тибальд, ткнув тростью в великое полотно.

— Кто-то всегда умирает, — глубокомысленно ответил оракул с черной бородкой, в которой струился ручеек седины.

Вот кого шарахнуло сильнее всего — оракулов. Прежде сидели под белым куполом, таращились на ковер и важно раздували щеки, а потом птичка прилетела, крылышком махнула, и вся хрустальная цитадель разом превратилась в сборище клоунов.

Старик появился из неприметной белой двери, пошел навстречу, раскинув руки, как будто приветствуя лучшего друга. Так, в общем, и есть. Он, Серебряный Лев, принес благую весть и надежду на то, что мир вновь станет таким как прежде. Достаточно убить птичку.

— Вы уже назначили нового Серого вместо нашего скоропостижно почившего друга? — поинтересовался Тибальд, взяв старика под руку и отводя в один из коридоров.

Полотнище с красной кляксой действовало ему на нервы.

— Есть несколько кандидатов, — покивал белой головой оракул. — Хочешь посмотреть?

— Кто из них может выполнить любой приказ без раздумий? — спросил Тибальд.

— Все они, — ответил оракул без всякой паузы. — Это основной принцип отбора. Эквилибр должен защищать равновесие любым способом — даже ценой своей жизни.

— А что насчет чужой жизни? — уточнил он.

Оракул лишь усмехнулся в бороду.

— Кого ты хочешь убить, Серебряный Лев? — прямо спросил он.

— Я не хочу никого убивать, — возразил Тибальд. — Но мир висит на волоске. Если есть возможность это исправить, будет страшной ошибкой ее упустить, не так ли?

Оракул цепко глянул на него из-под белых кустистых бровей.

— Если эта жертва нужна миру — мы ее принесем, — медленно кивнул он.

Дальнейший разговор вышел коротким. Узнав суть, оракул ухватился за его предложение обеими руками.

— Мы выпустим эквилибров немедля, — пообещал он. — Главным определим Серого, который был братом предыдущего. Да, знаю, они отказываются от дома и семьи, когда поступают на службу, но нельзя отметать наследственность. Честно скажу, если бы ты не пришел, я бы скорей выбрал другого. Но этот… Он родился в Сумерках, в темной дыре, куда солнце светит по праздникам, и готов удавить любого — лишь бы не возвратиться назад.

Тибальд кивнул, услышав подтверждение своим же недавним мыслям. Самый жестокий надсмотрщик получается из бывшего раба.

— Инстинкты, звериная агрессия, отличные боевые навыки, — продолжал расхваливать Серого оракул.

Еще немного — и станет описывать длину клыков и высоту холки, как у бойцовского пса. Хотя Серые скорее крысы — шныряют во тьме и готовы вцепиться в глотку без всяких правил.

— Он догонит нашу птичку и пустит в ощип, — пообещал оракул и, пожевав усы, добавил: — Те, кто с ней рядом, тоже могут пострадать.

— Это печально, — вздохнул Тибальд. — Что поделать.

Я почувствовала его присутствие, даже не открывая глаз. В комнате словно стало светлее, а по коже взметнулась волна теплых мурашек.

Тетя Рут наотрез отказалась стелить нам в одной спальне и так выразительно хмурила брови, что настаивать Бас поостерегся. Зато убедил Элму отдохнуть, а перед дверью в мою комнату уложил Веника. Под иллюзией теленка он казался почти безобидным, но всем было ясно, что ко мне не войдет никто. Кроме, разумеется, Бастиана.

Я повернулась к нему, обвила шею руками, прижалась всем телом. Ловкие пальцы умело расплетали шнуровку на скромной сорочке, которую выдала мне тетя, жаркие губы нетерпеливо сорвали с моих поцелуй.

Тени послушно расправились, заслоняя нас от всего мира и отрезая робкие лучи, проникающие из окна в тесную спаленку.

— Только бы не разбудить никого, — прошептала я.

— А мы тихонько, — улыбнувшись, пообещал Бастиан, стягивая с меня сорочку и избавляясь от своей одежды.

Я на миг порадовалась, что тени сгладили убогую обстановку, но он, кажется, не обращал на нее внимания. Да и я вскоре забыла обо всем, кроме Баса.

Я пропускала между пальцами его жесткие волосы, отвечала на его поцелуи, прикусывала смуглую кожу, окутанную дымкой чаросвета. А Бастиан гладил, ласкал, сжимал мое тело, как скульптор, создающий свой лучший шедевр — женщину лишь для него одного. Я и была его, до кончиков пальцев. А когда наши тела соединились, все стало окончательно совершенным. Как танец, в котором я растворялась без остатка. Как песня из вздохов и стонов, звучащая для нас двоих.

Позже, когда я рвано дышала, вцепившись в его широкие плечи, Бастиан, приподняв голову, неспешно поцеловал меня в губы — точно поставил подпись.