Агентура Зорге стала походить на непомерно разросшуюся и живущую самостоятельной жизнью семью, членов которой связывала не столько преданность борьбе за идеалы коммунизма, сколько общая роковая тайна. И за деньгами, советом и моральной поддержкой все члены этой семьи обращались к ее харизматичному и на первый взгляд невозмутимому главе, Зорге.

Клаузен жаловался в первую очередь на финансы и невероятный стресс, сопряженный с его работой. Бранко Вукелич – на личные дела. В агентуре Вукелич выполнял роль универсального мальчика на побегушках: он собирал крупицы информации по своим журналистским знакомым и выполнял рутинную работу, проявляя микропленки, подлежавшие отправке в Москву. Его супруга Эдит выполняла функцию жены мальчика на побегушках. Она не получала от Москвы никаких денег, пополняя скудный доход семьи за счет уроков гимнастики. Их маленький сын Поль сплачивал их семью. “Вукелич купил сыну электрическую железную дорогу и сам играл с ней”, – вспоминал его друг[29]. Но брак Вукелича трещал по швам уже спустя год после приезда семьи в Токио. 14 апреля 1935 года Вукелич отправился в район Суйдабаси в “Ногакудо” на воскресное представление японского театра Но. Рядом с ним сидела очаровательная молодая японка, которую сопровождал ее отец. Вукелич подошел к ней после представления в вестибюле и представился. Ямасаки Есико оказалась девушкой из хорошей семьи, выпускницей английского колледжа Цудо в Токио, хорошо говорившей по-английски. В интервью 1976 года она вспоминала, как была воодушевлена и взволнована, когда к ней подошел иностранец. Вукелич влюбился с первого взгляда. На следующий день он отправил ей свое первое любовное письмо. Всего таких писем будет 91, а переписка перерастет в брак[30].

В 1965 году один из японских следователей, допрашивавший Вукелича, утверждал, что московский Центр приказал Вукеличу развестись с Эдит и жениться на японке, чтобы ближе сойтись с местным населением[31]. В советских архивах нет никаких указаний на подобные инструкции. Сама история представляется невероятной – не в последнюю очередь потому, что Зорге, по собственному опыту знавший, что в традиционных японских семьях отношения между японками и европейскими мужчинами жестко порицались, выступил бы категорически против столь безрассудной схемы. Очевидно другое: роман Вукелича и Иосико продолжился, и его оскорбленная и все более непредсказуемая жена Эдит представляла для Зорге все большую опасность.

Ханако рассказывала Зорге, будто “всем известно”, что Вукелич предавался любви со своей японской возлюбленной на первом этаже, когда наверху рыдала жена. (Вукелич вообще не вызывал у Ханако симпатии: “никаких манер”, всегда грубо разваливался на диване, когда заходил к Зорге[32].) Зорге и Клаузену было известно, что Эдит, с тех пор как у мужа начался роман с Иосико, начала встречаться с другими мужчинами[33]. Хотя все члены группы были, по крайней мере номинально, убежденными коммунистами, чтобы разрешить проблему с Эдит, Зорге пошел на исключительно капиталистический ход: он заплатил ей. В марте 1939 года Эдит переехала в собственный дом и за размещение одной из радиостанций Клаузена в новой точке стала получать скромное жалованье в 400 иен в месяц из бюджета Центра плюс еще loo иен на расходы. “Она выступала в каком-то смысле в роли проститутки, давая мне пользоваться своим домом для радиосвязи”, – пренебрежительно отзывался Клаузен о новой роли Эдит. Ее “щедрое” жалованье, говорил Клаузен следователям, было оправданно, потому что они с радистом были повязаны “нелегальными связями” в рамках разведдеятельности[34].

В декабре 1939 года Вукелич оформил развод и готовился жениться на Иосико. Мир Эдит дал трещину, ее первую постигла ужасная участь, на которую были обречены все члены агентуры. Во время своих рабочих визитов Клаузен отмечал, что в доме Эдит не убрано. “После работы в ее доме я вообще ничего есть не мог”, – высокомерно говорил он следователям. Тем не менее Клаузен отчасти сочувствовал тяжкой доле Эдит. “Мужчины просто пользовались ее телом и быстро бросали ее. И из-за своей сексуальной жизни она постепенно опускалась все ниже и ниже. Но все равно она женщина, такая же, как и многие. Большим умом она не отличалась, но ей хватало мозгов использовать других в своих интересах… Если бы рядом с ней был более сильный мужчина, чем Вукелич, быть может, она бы такой не стала. Нельзя сказать, что она была всем плоха. Она просто стала жертвой своего положения”[35]. Клаузен мог с большим основанием добавить, что ее жизнь окончательно разрушило 4-е управление.

Эдит была нейтрализована, ей заткнули рот деньгами и сопричастностью к шпионажу. С Иосико дела обстояли иначе. Клаузен предупреждал Зорге, что Вукелич не удержит рот на замке и проговорится подруге о вере в коммунизм и работе на тайную агентуру. Дальнейшие допросы показали, что Клаузен был прав. Вукелич действительно рассказал Иосико все как раз перед их свадьбой 26 января 1940 года, благоразумно утаив от Зорге, что Иосико посвящена в его тайну.

Начало войны в Европе отразилось на повседневной работе группы Зорге в одном важном практическом аспекте. Агентура перестала совершать курьерские поездки за почтой и деньгами в Шанхай и Гонконг, так как граждан Германии не приветствовали в Международном сеттльменте и в колонии британской короны. Клаузен, как представитель вражеского государства, перестал быть ценным клиентом для ряда британских и американских банков в Токио. После прекращения курьерских поездок в 1939 году все обязанности по финансовому обеспечению агентуры легли на плечи Клаузена. В сообщениях Москве он возражал, что его оборота мало для выплаты 3000 иен в месяц, которые требовал Зорге. Это было не так, и Клаузен сам впоследствии признавал: он легко мог позволить себе эти траты, так как его светокопировальный бизнес процветал благодаря значительному увеличению военного бюджета Японии, выделявшегося на всевозможные инженерные заказы. К концу 1939 года Клаузен открыл собственное производство, дававшее чистую прибыль в 14000 иен в год[36]. Он открыл филиал в Мукдене, чтобы выполнять заказы для японской армии, и подписал контракты с Mitsui, Hitachi, Nakajima и министерством флота. Клаузен ездил на “мерседесе”, его жена ходила в норке. Но, как рассказал Клаузен следователям, он не радовался перспективе, что заработанная тяжким трудом прибыль пойдет на финансирование деятельности советских властей. Более того, ему надоело, что Зорге всегда обращался с ним, “как с каким-то слугой, хотя никто больше не мог ему помочь”[37].

К сожалению для всех заинтересованных сторон, в ноябре 1939 года Центр одобрил решение, сопряженное с еще большим риском: теперь передавать наличные и микропленку предстояло через дипломатов советского посольства в Токио. До этого члены агентуры Зорге действовали совершенно независимо от посольства исходя из разумных оперативных соображений, что все советские дипломаты автоматически вызывают подозрение у японской полиции и находятся под постоянным пристальным наблюдением. Именно поэтому Анна Клаузен скрепя сердце приняла приглашение мужа сопровождать его в императорский театр Токио “Тэй-коку Гэкидзо”.

“Я должен встретиться там с другом”, – заявил Клаузен. Анна тут же догадалась, что значили на самом деле эти слова – это была первая тайная встреча с советским курьером на территории Японии. 27 января 1940 года Клаузен и Анна сидели в ложе, свет был приглушен, а рядом с ними был европеец ничем не примечательной наружности. Лишь два года спустя, когда японская полиция показала ему фотографии, Клаузен опознал в курьере советского консула, Хельге Леонидовича Вутокевича. Через 15 минут после начала представления он осторожно передал левой рукой в правую руку Клаузена около 5000 иен, завернутых в белую тряпку, получив взамен 38 катушек микропленки[38].

В дополнение к дневным обязанностям, связанным с руководством быстро развивающимся бизнесом, вечерами Клаузен зашифровывал и расшифровывал пространные документы чертовски сложным цифровым кодом Центра. По меньшей мере раз в неделю он упаковывал свой передатчик и отправлялся в нервную поездку на автомобиле на одну из своих станций, где он, бывало, работал с трех до шести утра, сосредоточившись на сигналах, на первый взгляд состоявших из произвольного набора цифр, с треском поступавших по радиоволнам из Владивостока[39]. К 1940 году Клаузен сильно располнел. Вечерами, когда он не был занят шифрованием, он выпивал с Зорге или с другими местными немцами. Единственными его физическими упражнениями были прогулки от такси в бар “Золото Рейна” и поднятие тяжелых кружек пива. От природы он был веселым, выносливым человеком, состоял в счастливом браке и все больше преуспевал в делах. Однако к апрелю 1940 года он стал посещать немецкого терапевта, доктора Вирца, и периодически проходил обследование в больнице из-за одышки и болей в груди – причиной этого недомогания он считал не чрезвычайно напряженный образ жизни, а испарения, которые он вдыхал на производстве. Когда 18 апреля Клаузен пошел на очередную встречу с курьером – на этот раз в токийский театр “Такарадзука”, – вторым секретарем советского посольства Виктором Сергеевичем Зайцевым, передавшим ему $2ооо и 2500 иен, он попросил курьера, чтобы в будущем эту рискованную задачу брал на себя Зорге[40]. Показательно, что Клаузен предпочел передать эту просьбу через незнакомого советского связного, вместо того чтобы напрямую поговорить со своим суровым шефом.