— Мы оба знаем, что даже если это произойдет, поход к вертолету займет слишком много времени. Я никогда не выживу.

Он резко вздрагивает. Мне не следовало быть такой прямолинейной. В конце концов, это я смирилась со своей смертью. А он еще нет.

— Я уверен, что у них есть с собой лекарства, — говорит Тристан. Это должно быть правдой. Но мое заражение крови требует большего, чем может вместить мобильный арсенал. Нет, то, что мне нужно, можно найти только в больнице. Но в его тоне столько надежды, что нет никаких сомнений в том, что он не притворяется. Это нехорошо. Чем скорее он откажется от надежды и примет правду, тем лучше — тем быстрее он оправится, когда произойдет неизбежное. Я открываю рот, затем снова закрываю его, не зная, как выразить это словами. Я не могу найти в себе силы сломать его. Я не знаю, что более жестоко: позволить ему надеяться или лишить его надежды.

Словно угадав, что у меня на уме, он прижимается своими губами к моим, и больше никаких слов не вырывается. Он садится рядом со мной, и я таю в его поцелуе, растворяясь в его вкусе и тепле, позволяя моей коже покалывать от потребности в нем, а моему телу впитывать его близость. Мои руки блуждают по его телу, движимые собственной волей — они ласкают его твердый живот, острые выступы тазовых костей и путешествуют до самой спины. Он стал таким худым. Его руки путешествуют по мне с такой же интенсивностью. В его прикосновениях больше нет сдержанности. С тех пор как меня укусили, он сдержан, как будто боится, что его поцелуи или прикосновения могут сломать меня. Но не сейчас. Я наслаждаюсь этим чувством. Его страсть сжигает все мысли и беспокойства. Как бальзам, он проникает сквозь трещины, которые раскололи меня за последние несколько дней, когда я пыталась скрыть от него свою боль.

— Ты для меня все, ты знаешь это? Ты всегда будешь всем, — шепчет он мне в губы. Завитки реальности пронзают меня при слове "всегда", но я отталкиваю их. Я не хочу поднимать вопрос о реальности в эту самую секунду. Я отказываюсь терять то, что принадлежит мне наверняка — настоящее, — беспокоясь о будущем, которое я не могу контролировать.

— Всегда? — спрашиваю я игривым тоном.

— Это серьезное заявление.

Он смотрит на меня теплыми глазами.

— Всегда. Я бы женился на тебе не задумываясь и заботился о тебе, пока мы оба не состаримся, не станем морщинистыми и ворчливыми. Я бы варил тебе кофе каждое утро и крепко держал тебя в своих объятиях каждую ночь. Для меня было бы честью наблюдать, как ты засыпаешь каждую ночь. Я не могу представить себе ничего более прекрасного и полноценного, чем стареть рядом с тобой и заботиться о тебе. Всегда любящий тебя.

Мое сердце замирает от невозможной красоты его слов.

— Тристан, я…

Слова, как обычно, подводят меня.

— Ты бы сказала "да"?

Его глаза ищут мои с леденящей душу настойчивостью, и он на дюйм приближается ко мне. Я чувствую ласку его теплого дыхания на своих губах.

— Ты бы вышла за меня замуж, если бы мы были в другом месте, и я мог бы устроить тебе пышную свадьбу, как та, о которой ты всегда мечтала?

Я игриво отталкиваю его.

— Ни за что.

Его дыхание прерывается, боль затуманивает его взгляд. Я выглядела недостаточно игривой.

— Я бы не хотела большой свадьбы, — продолжаю я, — я бы хотела маленькую, интимную.

— Да?

Уголки его губ приподнимаются в улыбке.

— После чего ты сбежала бы, чтобы раскрыть большое дело.

Я хмурюсь.

— Я бы больше не хотела раскрывать дела или быть адвокатом.

— Правда?

— Нет, я… я бы хотела заняться чем-нибудь другим.

— Есть хороший шанс, что я бы передумал зарабатывать на жизнь пилотированием.

— Вы, сэр, никогда больше не сядете в самолет. Никогда.

Я целую его, притягивая ближе к себе.

— Ты мог бы попробовать эту идею с медицинским.

— Нет, я слишком стар, — шепчет он, когда мы прерываемся.

— Тебе двадцать восемь. Это ни в коей мере не старость.

— Так ты бы вышла за меня замуж?

— Да, вышла бы.

— Ты сказала, что не хотела бы пышной свадьбы… какой бы ты хотела, чтобы она была? Где бы ты хотела, чтобы она состоялась?

Я кладу голову ему на грудь, пытаясь представить, как будет выглядеть этот день.

— Хм, где-нибудь снаружи, только с несколькими близкими друзьями. Честно говоря, я была бы рада, если бы мы были только вдвоем, но я знаю нескольких людей, которые не простили бы меня за то, что я их не пригласила. Я бы хотела надеть простое платье и быть окруженной множеством цветов, экзотических, как здесь, если бы мы могли их достать.

После паузы я добавляю:

— И я бы хотела сделать одну из тех татуировок, которые, как ты сказал, делают местные жители.

Тристан приподнимает мой подбородок, пока я не смотрю на него. Он ухмыляется.

— Я думал, ты находишь это варварством.

— Потому что в то время я не понимала, что значит хотеть полностью отдаться кому-то. Теперь я знаю.

Он притягивает меня к себе. Я бы хотела, чтобы он этого не делал, потому что по моей щеке скатилась слеза, и я хочу ее скрыть. Тристан ловит ее большим пальцем, пораженно глядя на нее.

— Эйми, — шепчет он, и в этот момент все, о чем я могу думать, это о том, какая это привилегия слышать, как он произносит мое имя, и как очень редко мне предоставилась возможность наслаждаться роскошью слышать, как он произносит это. Я ненавижу это. Больше всего я ненавижу, что свадьбы никогда не будет. Я никогда не буду стоять рядом с ним в белом, обмениваясь клятвами. Страстное желание сделать это охватывает меня быстро и так сильно, что выбивает воздух из моих легких. Если бы я могла исполнить одно последнее желание, то сделала бы это. Я не понимаю, почему это вдруг стало так важно, но это дало бы мне покой, который я потеряла, когда поняла, что не выберусь отсюда. Когда Тристан смотрит на меня, он читает мои мысли. Я вижу, что он хочет заверить меня, что это неправда, что у меня будет много времени — месяцы, годы — слышать, как он произносит мое имя. Но теперь я та, кто не позволяет ему ничего говорить. Чтобы заставить его замолчать, я прижимаюсь губами к его рту, позволяя его губам окутать меня той чудесной силой, которой они обладают, чтобы стереть все мысли. Я рада, что у нас состоялся этот разговор. Я знаю, как это было важно для него. Когда ты здоров, ты думаешь, что у тебя есть целая вечность, чтобы сказать то, что имеет значение. Когда ты болен, ты учишься проживать каждое мгновение и делать каждое мгновение значимым. Как печально, что мы узнаем об этом, когда у нас вот-вот закончится время. Я бы никогда не сказала ему этого, если бы была здорова. Смущение и стеснение всегда мешали мне выражать свои самые сокровенные желания, надежды и мысли. Наверное, в каком-то смысле я не могу считать свою болезнь полным проклятием.