Шрифт:
— А что тут важнее: флот или совокупление? — спросила я.
— Не будь вульгарной! Я пришел, чтобы завершить сделку. Разве ты этого не хочешь, Йёнг?
Наконец я нашла масло и огниво, вот только дрожащие руки с большим трудом смогли высечь искру. В неверном свете синяк на ребрах выглядел еще хуже, чем ощущался.
Сдергивая одежду с вешалки, чтобы скорее прикрыть наготу, я услышала треск ткани.
— Йёнг? Я знаю, ты меня слышишь. Открой дверь.
— У меня нет настроения для поэзии.
— А-Йёнг, послушай. Я всегда… питал к тебе особенные чувства.
Мне надо было успокоиться. К этому моменту Куок Поу-тай уже прекрасно понимал, что у меня на уме, и мне не хотелось злить его еще больше. Единственное, о чем он не знал, так это того, насколько меня искушало его предложение. Что я получу от союза с таким мужчиной? Несмотря на светскость и мягкость его слов, я прекрасно знала, с кем имею дело. Куок Поу-тай стремился полностью подчинить меня: и телом, и духом.
— Прости. Встретимся на совете, — ответила я.
— Впусти меня! — Он стал колотить в дверь.
— Я не одета.
— Какое это имеет значение? — Дверь вздрогнула от сильнейшего удара ногой. — У нас был уговор!
— Какой уговор? — послышался еще один мужской голос. — Я спрашиваю, о каком уговоре идет речь? Что бы это ни было, он не может касаться семейного дела Ченгов!
Я узнала противный голос Ченг Он-понга. Следом отозвался Ченг Поу-йёнг:
— Что за уговор у тебя был с этой женщиной?
— Да пошли вы… — пробормотал Куок, и я услышала его удаляющиеся шаги.
А следом сразу две руки застучали в дверь.
— Драгоценная тетушка! Впусти нас.
— Я не одета.
— Так оденься! Мы дали тебе шанс. Окружили уважением. Ты обещала вынести свое решение. И что?
— Мы знаем о твоем сговоре с Куоком. Можешь о нем забыть.
На этих словах я рывком отдернула задвижку и распахнула дверь. Мне уже не было дела до того, как я выгляжу.
— Глупцы! — воскликнула я — Да, давайте определимся раз и навсегда. И не смейте переступать порог моей каюты, пока не соберете всех до единого капитанов флота Красного флага. Я объявляю общее собрание, и немедленно! Вперед!
Как-то ребенком я оказалась в центре косяка медуз, и сейчас, в этой комнате, битком забитой мужчинами, чувствовала себя так же. Казалось, если кто-нибудь из них меня коснется хоть пальцем или краем одежды, я обзаведусь глубокими ожогами.
Оба Ченга сидели напротив меня. Круг доверенных лиц дополняли бывший тхаумук Ченг Ята и пятеро других командующих флота, которым мой муж больше всего доверял. Бутыль с вином я забрала у них сразу, объявив, что на собрании из напитков будет только чай. Далее мы обменивались любезностями до тех пор, пока у дверей не обозначилось движение. Если бы меня спросили, есть ли у зависти свой аромат, я бы ответила однозначно утвердительно: именно ею запахло дыхание мужчин, когда в каюту вошел Чёнг Поу-чяй в свободных пурпурных одеждах, достойных сценического образа принца.
Должно быть, вся бухта не спала половину этой ночи. Стены моей каюты содрогались от криков, в ушах звенело от рыка и проклятий, кулаки с такой силой опускались на древесину, что судно качалось на воде. К тому времени, как все угомонились, горло у меня саднило, словно я наглоталась кораллов. Зато нам удалось добиться согласия от каждого участника собрания. Вопрос о новом командующем флота Красного флага был решен.
Когда все разошлись, Поу-чяй остался последним.
— Что случилось? — спросил он.
— В каком смысле? Мы только что закончили выбирать… — Я имею в виду — с тобой. До меня дошли слухи о каком-то нападении. И ты морщишься всякий раз, как наклоняешься.
Я рассказала ему о стычке с тхаумуком Тунгхой Пата. Молодой капитан раз за разом уточнял детали, и его лицо становилось все мрачнее и мрачнее. В конце разговора он направился к двери.
— Ничего не делай, — попросила я. — Это тебя не касается!
— Подлая крыса на тебя напала; конечно, это меня касается!
— Пожалуйста, не принимай за меня решений. Лучше останься здесь. Мне не помешает компания.
— У тебя пятнадцать охранников за дверью, и не знаю сколько еще на палубе. Тебе ничто не угрожает.
— Но я прошу тебя остаться.
Я отчаянно, безумно устала. Устала от боли, от слез и траура, от необходимости держать себя в руках и не показывать слабости. Устала держать броню в окружении грубых и скорых на расправу мужчин, бояться, что меня выбросят на обочину жизни и все то, что я с таким трудом построила, будет разрушено. И теперь, в этот поздний час, я просто хотела, чтобы Поу-чяй был рядом со мной.