Дико хотелось пить. Вот бы сбежать, прыгнув с корабля или провалившись в сон. Мне хотелось заглушить стук и крики, которые не стихали прямо над головой.

Скрипнула защелка. Дверь отворилась. Капитан вошел, даже не взглянув в мою сторону. Сгорбившись под низким потолком, он приблизился к алтарю, воскурил благовония, поклонился и забормотал молитвы. Ароматный дым обжег мне горло.

— Ты строптивая, бросил капитан через плечо. — И красивая. Кто твой муж? — Приняв мой кашель за грубый ответ, он бросился на меня. Кинжал в ножнах подпрыгивал у него на бедре. — Ну-ка быстро. Имя мужа! — Он рывком усадил меня и наклонился ближе. От него воняло, как после ночной пьянки.

Я хотела было выдумать себе мужа. Но что произойдет, когда приспешники сообщат капитану правду? Он меня убьет или, что еще хуже, оставит при себе.

— Говори, сестричка! — Он схватил меня за подбородок.

Я попыталась вывернуться, но он сильнее сжал руку.

— Развяжи меня, — прохрипела я.

— Сначала скажи. Ответь на вопрос.

— Развяжи меня!

Я дернула головой в сторону и вонзила бы зубы ему в запястье, если бы не его молниеносная реакция.

Я даже не успела заметить движение, с которым он отвесил мне оплеуху, затем еще раз и еще. Я упала, брыкаясь и натягивая веревки с криком:

— Развяжи меня! Развяжи меня! Развяжи меня! — Затем мой вопль превратился в неконтролируемый кашель.

За дверью раздался чей-то голос:

— Капитан! Казначей говорит…

— Не сейчас. Принеси кувшин с водой.

Глаза у меня слишком опухли и воспалились, чтобы держать их открытыми, да и не хотелось видеть злорадство, которое явственно сквозило в голосе моего мучителя. Я слышала, как он сдвинул глиняную крышку, как с журчанием полилась жидкость. Капитан запрокинул мне голову, прижал миску к губам. Так кормят на фермах больную скотину. Я зажмурилась и крепко сжала губы. Вода потекла по подбородку.

— Развяжи… — Я приготовилась к очередной пощечине.

— Сними с нее путы, — распорядился истязатель.

— Капитан…

— Слышал, что я сказал?

— Hо…

— Немедленно!

Матрос ослабил веревку. Я сжимала и разжимала руки, чувствуя, как они возвращаются к жизни.

Капитан снова окунул миску в кувшин с водой, а другой рукой разжал мне челюсть. Затхлая вода наполнила рот.

Я открыла глаза, чтобы прицелиться, и выплюнула жидкость ему в лицо.

— Собака! Отпусти меня!

Матрос замахнулся абордажной саблей, но капитан жестом остановил его, вытер глаза и, к моему удивлению, осклабился.

— Твой муж, должно быть, силен как бык, если может совладать с такой дикой змеей.

— Нет у меня мужа. Семьи нет. И денег для тебя нет.

— Такая сногсшибательная красотка — и без мужа? — Он посмотрел на свой сломанный ноготь и отгрыз его.

Я покрутила головой в сторону иллюминатора. Матрос присел у входа, прожигая меня взглядом.

— Эти коровы там, наверху… — Капитан возвел глаза к потолку. — Теперь все они принадлежат мне. Если никто не заплатит выкуп, я продам их своим ребятам. Сорок серебряных монет за самых красивых. — Его ладонь коснулась моей груди. — За тебя, думаю, восемьдесят.

— Я заплачу, — предложила я, наклоняясь вперед, чтобы выдержать его взгляд и отвлечь внимание от выпуклых карманов жилетки. — Дам сто, только отпустите!

— Ты же сама сказала, что нет ни семьи, не денег.

— Она лжет, — буркнул матрос. — Просто отымей эту бесполезную суку и скорми ее рыбам.

— Серебро у меня дома, — соврала я. Если удастся убедить их доставить меня на берег, то что? Об этом я подумаю после. — Дам тебе двести — все, что у меня есть.

Капитан взглянул на матроса:

— Что скажешь?

— Что она лживая дрянь.

Капитан кивнул и положил руку на ножны с кинжалом. Он жестом велел матросу выйти, затем вытащил кинжал и швырнул на пол на такое расстояние, чтобы я не могла дотянуться, а потом погладил меня по бедру.

Раньше я уже видела подобный взгляд десять тысяч раз: разыгрывающий соблазнение со сквозящей угрозой, приглашающий сделать следующий шаг, разжигающий желание. Мы оба притворялись, будто у меня есть выбор. Если я доведу игру до окончательного триумфа капитана, даст ли он шанс моей лжи? Что-то опасное кипело за толстыми губами, пряталось за каменным подбородком и скулами, устремленными к небу.

Он провел пальцами по моему носу и погладил губы, его дыхание увлажнило мои щеки. Я очень медленно откинула голову назад, округлив губы и выгнув язык наподобие орхидеи, манящей пчелу. Два грубых пальца скользнули мне в рот.

Я с силой укусила их.

Кожа у капитана оказалась горькой, обгрызенные ногти царапали язык. Я впилась в пальцы зубами, зажав костяшки между плотно сжатыми челюстями. Я словно превратилась в животное, не думающее ни о смерти, ни о последствиях, только об освобождении.